Ванька-ротный

Когда я, Рязанцев и лейтенант из З ОГРР явились на КП командира полка, на дворе, если так можно сказать, было уже совсем светло. Командир полка сразу набросился на меня, почему я не доложил о завершении операции и не стал преследовать немцев.

— А кого, собственно, преследовать. Двое пленных, остальные перебиты. Вот у лейтенанта один через окно удрал.

Рязанцев молча сплюнул на пол и отошел к двери. Лейтенант просунулся вперед, нагнулся над Черновым и стал нашептывать ему что-то на ухо.

— Хорошо, что мы держали его в стороне, — подумал я. — Он об ящике шнапса ничего не знает. А то бы нам было с этим свидетелем хлопот.

— Командир дивизии запрашивает нас о ходе операции, а мы ничего ему не можем сказать. Тебе, капитан, это так не пройдет. Мы сидим здесь, как дураки, и ничего не можем доложить.

— Вы знаете, что вдоль всей немецкой проволоки навешаны мины. Я не мог в темноте рисковать жизнями солдат.

— А как ты сам прошел?

— Где прошел один там другие могут подорваться |запросто|.

Я посмотрел на них. Они были выспавшись, позавтракали и начисто побриты. А у нас глаза липнут к щекам. Хорошо, что они не знают о ящике шнапса.

— После взятия опорного пункта мы дали в вашу сторону две зеленых ракеты. А то, что ваши наблюдатели прозевали их, я не виноват! Опорный пункт взят! Сколько ушло на это времени, это дело наше! Мы могли брать его двое суток или вообще не взять. Звоните в дивизию и докладывайте о деле. Солдат и командиров взводов надо представлять к награде. Вот список |представленных и| наиболее отличившихся. А обо мне можете не беспокоиться. Я и без медали вашей вшивой как-нибудь обойдусь. Себя не забудьте! Часа через два немец опомнится. Многие, что сидят на высоте, до наград не доживут.

Я положил на стол список представленных к награде и вышел на волю. Вслед за мной вышел из блиндажа начальник штаба майор Денисов. Он подозвал связных, стоявших около блиндажа, и послал их в батальон с приказом пехоте занять Бондари. Чернов оказался тоже наверху.

— Вот что, капитан! — обратился он ко мне. — Нужно срочно, пока не оправился немец, овладеть отдельно рощей около деревни Уруб. Смотри сюда! Показываю по карте!

— Здесь у немцев батарея на прямой наводке стоит, — сказал я и покачал головой. — Вот, майор Денисов свидетель. Восемь разведчиков против десятка орудий, которые стоят на прямой наводке! Как ты думаешь? Не смешно? Что-то я за всю войну такого не слыхал, чтобы десяток разведчиков уничтожили батарею самоходных орудий, причем днем у всех на виду. Я согласен пустить людей и сам лично пойду при одном условии — ты и командир полка будете идти рядом со мной. Ни ты, ни он из блиндажа носа не высунете. Вы же немецкую шрапнель никогда не нюхали.

— Ладно, иди, капитан. — сказал примирительно Денисов.

— На войне ценятся те, кто действует не рассуждая, — услышал я |фразу, сказанную мне| вдогонку голос Чернова.

Я замедлил шаг и обернулся.

— Я с сорок первого с ротой на немцев ходил. Тогда не рассуждал, думал — так надо. А потом оказалось, что я на прохвостов работал. Кишка тонка у вас накрыть артиллерию немцев. А солдатская жизнь вас не волнует. Чужими руками жар хотите загребать!

Я повернулся и пошел на высоту. Пока я вел с Черновым разговоры, Рязанцев ушел на высоту |допивать оставшийся шнапс|. Он с ребятами допил бутылки |, оставшиеся в ящике|, ему надоело сидеть перед зеркалом и он решил погулять с гармошкою по высоте. Пока полковое начальство организует саперов на разминирование проходов, пока пехота явится на высоту, пока в разведку придет распоряжение прочесать лес, они успеют погулять |, прогуляться по разбитой деревне|. Видно, приятно было Рязанцеву вспомнить, |что вот так когда-то с своей| что ходил в молодости он под гармонь вдоль деревни и драл песняка.

— Бывали дни веселые, гулял я молодец.
Не знал тоски кручинушки, был вольный удалец…

— Рязанцева ранило! — запыхавшись, выпалил бежавший мне навстречу разведчик |связной|.

— Тяжело? — спросил я.

— На ноге пальцы оторвало!

— Где же это его угораздило?

— Они, товарищ гвардии капитан, с немецкой гармошкой по деревне решили пройтись! Взялись под ручки, и целым гуртом песни горланили. Немец из миномета по ним |дал| саданул.

Когда я пришел на опорный пункт в Бондари, Рязанцев сидел на лавке и держал перевязанную ногу на весу. Через наложенный бинт сочилась свежая кровь. Рязанцев был бледен, но совершенно спокоен. Сенько доложил:

— Взял нож и отрезал пальцы, которые у него болтались на мясе. Выпил полбутылки шнапса и велел послать связного к вам, вас найти. Так мол и так! Отправляюсь в медсанбат. Сенько за себя оставляю!

— Отбери, Сенько, четырех самых здоровых ребят. Положите его на палатку и мигом к старшине доставьте! Передайте старшине: пусть сам его в медсанбат отвезет. Ну как, Федор Федорыч, ты со мной вполне согласен?