Варадеро не будет

Лицо старого индейца приобрело цвет переспелой вишни, он скрестил на груди руки и отступил на полшага, с упрёком глядя на путешественника. Паша усмехнулся этой наивной хитрости и в свою очередь спросил:

– А ты помнишь, что я тебе обещал?

– Конечно. Отдать железное оружие. Каждому по ножу и десять наконечников для стрелы.

– А когда? И где?

Вождь замолчал.

– Я напомню. Ты просил сделать тебе инструмент, когда вы вернётесь к ручью. Скажи, вождь, мы сейчас у ручья?

– Вот за что я тебя люблю, брат мой, это за твой светлый ум. Даже я уже начал забывать, а ты напомнил старику, не дал опозориться, – с почти натуральной улыбкой вскричал Бизон и кинулся обнимать Моторина.

Потом резко отошёл в сторону и сделал жест в сторону девушек. В ту же секунду они выстроились перед ним в почти прямую шеренгу.

– А вы, дочери мои? У вас есть, чем порадовать племя? Все ли вы готовы продолжить род уважаемого шамана?

Девушки покраснели, но, к удивлению Паши, дружно закивали. Ни одна не замотала головой в отрицании. Надо же, он и не замечал за собой таких успехов. Просто приходил и ложился. Причём, всегда с Таней. Когда остальные подсуетились, даже не замечал. Впрочем, не удивительно. Жизнь на ручье была напряжённая, каждый день работа и обучение, иногда к вечеру сил почти не оставалось, а часто и просто падал, и засыпал. Но само понимание того, что вскоре у него появятся пятеро детишек, грело душу.

– Тогда собирайтесь. – сделал неожиданный вывод Бизон. – Никто не сможет ухаживать за будущими матерями лучше, чем женщины племени. Так что пока не пропадёт молоко, я вас не отпущу.

К удивлению Моторина, девушки молча прошли к полуразобранному вагону и через пару минут вернулись, нагруженные одеждой и прочими мелочами. И снова выстроились перед Седым Хвостом. Вождь довольно оглядел строй, махнул рукой и медленно пошёл прочь. Девушки, семеня под весом вещей, побежали за ним.

Но через пару шагов из их кавалькады послышался недовольный вздох.

– Нет.

Таня сделала шаг в сторону, пропуская идущих следом, и вновь произнесла по-русски:

– Нет!

Бизон остановился и удивлённо поглядел на неё. Девушка снова помотала головой, и громко, явно в расчёте на то, что и остальные услышат, сказала:

– Мой род здесь. Мой муж здесь. Мои братья здесь. Я остаюсь. Иди без меня, Бизон Седой Хвост.

Девушки услышали. Они остановились, даже некоторое время колебались, но вождь, видя такой беспорядок, лёгкими хлопками по пятым точкам направил их дальше. И только потом повернулся к бунтарке.

– Ты права, Тараниопу. Твой род и раньше жил отдельно от племени, варил соль, а не следовал за бизонами. Так что тебе будет лучше в роду Моториных. А остальным пора идти.

Он в несколько быстрых шагов догнал девушек и важно пошёл впереди строя. Таня бросила свою ношу там, где стояла, и с виноватым видом подошла к Паше.

– Прости, – тихо попросила она. – Иногда я забываю, что давно уже не Сапа, а Моторина. Я больше так не буду.

Тот в ответ молча кивнул.

А на следующий день ярмарка уже жила своей обычной жизнью. Ещё не пропал туман в долине под холмом, а к мастерам пришли первые покупатели. Как ни странно, лучше всего расходились наконечники для копий. Моторин даже остановил одного индейца и на крикском спросил у того, почему он взял именно их, а не стрелы.

– Я потеряю стрелы, и их будет жалко. А копьё, оно всегда в руке. Железного наконечника мне хватит надолго, может даже на всю жизнь.

Остальной товар тоже не залёживался. Обычно посетители подходили посмотреть на непонятную конструкцию электровоза, или привлечённые ударом молота в кузне. Потом с удивлением рассматривали необычно тонкую одежду, из ткани, а не привычной кожи. Следом обязательно стучали по горшку, держа его возле уха, и наслаждались чистым керамическим звоном. Если индеец пришёл со своей скво, то чаще всего дальше и не уходил. Женщина обязательно выбирала себе или что-то из одежды, или ткань и нитки, или какую-нибудь керамическую посуду. А вот если он был один…

В первый день на торговую площадку подошёл старый индеец сиу. Моторин уже немного разбирался в племенных признаках и мог отличить, например, маскоги от ирокезов. А вот сиу он увидел впервые и, если бы не Острый Язык, нипочём бы его не определил. Так этот сиу, солидный мужчина среднего возраста, увешанный перьями и бусами в несколько рядов, прошёл по всей экспозиции, отобрал себе два рулона разноцветных тканей, десяток горшков разных размеров, в один насыпал почти половину объёма соли, в другой положил три ножа и десяток наконечников для стрел, в третий – наконечники для копий, а потом долго задумчиво стоял возле горна, глядя, как Марат стучит молотом.

Собрав покупки в кучу возле продавцов, мужчина отошёл чуть в сторону, сел, скрестив ноги, и закурил длинную расписную деревянную трубку. И сидел так около часа. За это время охотники уже успели обслужить ещё одного покупателя, из шошонов, а сиу всё сидел.

Наконец Моторин не выдержал и спросил у Острого Языка:

– Что он делает?

– Проводит обряд, – пожал плечами тот.

– Зачем? Или он считает, что это всё не настоящее и потом исчезнет?