Варадеро не будет

Сегодняшний день обещал быть ещё более ярким. Последний день ярмарки. Должны быть какие-то игры, развлечения. Вначале Паша недоумевал, почему торжественно-развлекательную часть перенесли в самый конец, а не на день открытия, но потом понял всю мудрость этого решения. Например, придёт на ярмарку какой-нибудь охотник, год не видевший ничего, кроме леса или прерий, да и спустит всё, что принёс, в первый же день. Значит, не купит что-то нужное, а то и жизненно важное. То есть, если выживет, на следующий год на ярмарку не приедет. Зачем ему, если здесь столько соблазнов? А перенос всех развлечений на последний день позволяет тем, у кого ещё остались товары на обмен, потратить их для себя, на мелкие балаганные радости.

Из размышлений Пашу выдернул странный звук. Примерно так трубил слон в Тайланде, но здесь, похоже, их собралось целое стадо, хоботов десять, не меньше. Он резко вскочил и огляделся. Никто не впал в панику, никакой суеты вокруг, наоборот, окружающие с удовольствием прислушивались и норовили забраться повыше, чтобы ещё и посмотреть. Трубили со стороны центральной площадки, оттуда, где никаких торговых вигвамов не было. Потом, судя по звукам, слоны затеяли танцы. Гулкие «Бу-ум бубум!» накладывались, перекрывали друг друга, создавая в итоге причудливую мелодию. Животные были явно не лишены чувства ритма.

Моторин забрался на локомотив и всмотрелся в клубы пыли, скрывающие центральную площадку. Через некоторое время удалось рассмотреть людей. Слонов видно не было, что несколько успокоило путешественника. Всё-таки по историческим данным, эти животные не жили в Северной Америке. Зато удалось рассмотреть кое-что интересное.

Сначала Паша решил, что по ярмарке под серьёзной охраной транспортируют новогоднюю ёлку, украшенную по местной моде кроме привычных шаров ещё и перьями. Но потом он с удивлением разглядел, что эта ёлка вроде как движется сама собой, заглядывая по пути во все торговые вигвамы.

Картина прояснилась, когда процессия вышла из облака пыли. Впереди, раздвигая воздух массивным, непривычным в местном обществе, животом, шёл человек, настолько вычурно и богато украшенный, что становилось непонятно, как он ухитряется таскать кроме своего лишнего веса ещё и дополнительный. На нём, перекрывая друг друга висели большие, с кулак, шары из самоцветных камней, золотые цепи, толщине которых позавидовал бы любой новый русский и даже некоторые якоря. Руки незнакомца до локтя покрывало такое количество ярких фенечек, что казалось, по пути они разорили не одну колонию хиппи. И, конечно же, вездесущие перья.

Если у многих племён перья, которые, как известно, указывали на совершённый подвиг, носились подобно орденским планкам – не выпячивая их, а лишь обозначая, у ироку и уже виденных Моториным на ярмарке команчей – в виде высокого кокошника на голове, то у толстяка они вообще покрывали всё незанятое другими украшениями пространство, топорщась во все стороны и явно мешали ходить. Паша даже решил, что лишний вес незнакомцу для того и нужен, чтобы порывом ветра в небо не уносило с таким роскошным оперением. Оно закрывало почти всё лицо, оставляя видимым один лишь нос, что неудивительно.

Нос был роскошный. Боги явно готовили материал для двоих индейцев или троих европейцев, но, видимо, и на них оказывают влияние родственные связи. Так что всё это великолепие досталось одному человеку. На лице он не помещался, поэтому то место, где у остальных находится переносица, располагалось прямо посреди лба. Оттуда нос гигантской плавной линией спускался почти до самых губ, явно мешая владельцу пить из чашки. Если нос вождя племени ироку показался Моторину огромным, то этот был поистине гигантским, так что лишний вес его владельцу был необходим ещё и для того, чтобы тем же ветром голову не разворачивало, подобно флюгеру. Толстяк с носом, торчащим из собранных в пучки перьев очень напоминал грифа. Смотрел он так же, пристально и внимательно, что ещё больше усиливало сходство с птицей.

Следом за этой «выставкой достижений птицеводства» двигались четверо наоборот, полуголых, раскачанных до состояния терминатора, воина, вооружённых большими щитами, обитыми разрисованной в растаманские цвета, кожей, и чёрными каменными ножами, размером с римский гладиус. Далее шла шеренга из пяти копьеносцев, а замыкали процессию явно чиновники по мелким поручениям, все со штабными кожаными сумками, на плечах мешки на лямках, а в карманах, Моторин был уверен, как у любого адъютанта, десяток разноцветных ручек и тактический блокнот.

Шум же создавали стоящие по окружности площадки десяток трубачей с по-казахски длинными, блестящими двухметровыми трубами, и пара десятков барабанщиков. Незанятое пространство между ними было уставлено, как ни странно, привычными по детству, санями, только без троек лошадей. Обычные деревянные решётчатые площадки на полозьях и покрытые плетёной из какой-то травы рогожей, в количестве четырёх штук, вместе с самодеятельными музыкантами, обозначали периметр главной ярмарочной площади.