Варяги и Русь

   — Говорю тебе, что Аскольд и Дир не осмелятся тронуться, а если и эти с ума сойдут, то ведь мы здесь не просто так.

Громкие крики прервали этот разговор купцов. Из внутренних покоев терема показалось торжественное княжеское шествие.

Впереди шли по скандинавскому обычаю пажи, расстилавшие перед князьями богатый ковёр; за ними, окружённые самыми близкими людьми из своей дружины, следовали киевские князья Аскольд и Дир. Рядом с ними шёл высокий дружинник.

Все варяги, пришедшие с князьями на Днепр, были без бород с длинными, спускавшимися на грудь усами, бритые, с одним только пучком волос, закрученным на затылке. Этот же человек имел чёрную окладистую бороду и длинные, падавшие на плечи волосы.

Это был славянин Всеслав — любимец Аскольда и Дира, а вместе с тем и Рюрика, ушедший с ярлами на Днепр, чтобы быть поближе к Византии, где томился в плену его сын Изок.

Он, надеясь на освобождение сына, был страстным сторонником похода на Царьград и более чем другие негодовал на бездействие князей.

Князья заняли после обычного поясного поклона всем присутствующим главное «высокое» место за столом. Рядом с ними с одной стороны сели Всеслав, Любомир, Премысл, старейшины киевские, с другой — Руар, Ингелот, Ингвар, Стемид, — начальники варягов.

Аскольд, как старший, предложил присутствующим начать пир.

«Заходили чарочки по столикам». Сначала все молчали, принявшись за яства и запивая их крепким мёдом. Руар, Ингелот, Ингвар и Стемид, отставив блюда, переглядывались между собой. Потом все трое взглянули на своих князей.

А Аскольд и Дир сидели хмурые. Печать грусти явно лежала на их лицах. Видно, не заглушал их тоски шум пиршества.

   — Конунги, скучно вам! — вдруг громко воскликнул Руар. — А вместе с вами скучно и нам. Далеко мы от нашей родины, так хотя бы в память её не будем изменять её обычаям.

   — Разве вы не довольны пиром? — спросил Аскольд.

   — Нет, на столах всего в изобилии, а разве забыл ты, что для норманна пир не в пир, если он не слышит вдохновенной песни скальда про дела и битвы былые?

   — Да, пусть-ка споёт Зигфрид, прошу тебя, Аскольд, — сказал Дир. — В самом деле, скучаем мы, а это немного напомнит нам покинутую нами далёкую родину.

Аскольд, соглашаясь, кивнул головой.

   — Зигфрид, Зигфрид! Спой нам, вдохновлённый Ассами скальд! — закричали со всех сторон.

Аскольд в последнее время не очень охотно слушал скальда Зигфрида, отдавая предпочтение славянскому певцу.

По знаку обрадованного Дира в гридницу к пирующим введён был седой Зигфрид, скандинавский скальд, любимец светлого Бальдера.

Зигфрид вошёл, высоко подняв голову. Его выцветшие от лет глаза на этот раз светились огоньком вдохновения. Таким Зигфрида давно уже не видели. Все при его появлении мгновенно затихли.

   — Привет вам, витязи, привет вам, мужи Днепра и Скандинавии! — произнёс Зигфрид, останавливаясь напротив князей. — Чего желаете вы от старого певца?

   — Спой нам, Зигфрид, — сказал ему Дир.

Скальд тихо засмеялся.

   — Спеть вы просите, а о чём? — заговорил он, повышая с каждым словом голос. — Где я почерпну вдохновение для моей песни? Разве слышу я шум битв, звон мечей? Разве вижу я теперь героев, жаждущих пройти через все пять сотен и сорок дверей Асгарда в светлую Валгаллу? Нет. Вместо героев — трусливые бабы, да и то не норманнские, а такие, каких наши воины видели разве только в одной Исландии...

   — Молчи, старик! — гневно воскликнул Аскольд. — Тебе позвали петь и пой!

   — Ты прав, конунг или князь, — уж не знаю, как теперь и называть тебя, — усмехнулся Зигфрид, — хорошо, я спою, но спою я только тебе да названому твоему брату...

Он с минуту помолчал и потом запел сначала тихо, но затем его старческий голос начал крепнуть и наконец стал таким же звонким, как голос юноши.

О родных скалах родимой Скандинавии пел он; о фиордах, откуда по всем морям, известным и ещё неведомым, расходились лёгкие драхи смелых викингов. Пел он о славе берсекеров, об их отважных походах на бриттов, саксов, франков, вспомнил об Олофе Тригвасоне, мудром смелом Гастингсе, перед которым трепетала Сицилия, потом запел о чертоге Одина — светлой Валгалле, о тех неземных наслаждениях, которые ждут там души павших в бою воинов и вдруг, глядя в упор на Аскольда, запел: