Варшавское восстание 1944 г. Движение Сопротивления в Польше 1939-1945 гг. Направления. Программы. Практика. Результаты. Часть 2

Миколайчику Сталин говорил 9 августа: «Мне жаль ваших людей, которые поднялись так рано в Варшаве и сражаются с винтовками против немецких танков, артиллерии и самолетов. Все эти действия в Варшаве кажутся нереальным… Могло быть иначе, если бы наши войска подходили к Варшаве, но к сожалению, этого не произошло. Я рассчитывал, что мы войдем в Варшаву 6 августа, но нам это не удалось». Сталин был менее напорист, чем 3 августа, подчеркивал, что «основой нашей политики является союз с Польшей», стремление, чтобы Польша шла вместе с СССР в войне и послевоенном мире. «Меч» против реваншизма Германии— это союз между Польшей и СССР и сотрудничество с ООН. Поэтому и для восставших он сделает все возможное. «Оружия не жалко». Обещал послать в Варшаву офицера связи, сам запросил шифры и координаты для сбросов. Через английского посла сообщение ушло в Лондон. Можно обратить внимание на заявление Молотова Миколайчику 8 августа: «Советское правительство поощряет участие поляков в борьбе за освобождение Польши. Советское правительство отложило достаточное количество оружия, чтобы оснастить польскую армию. Причем оно не смотрит, к какой партии принадлежит тот или иной поляк. Важно лишь, чтобы это был хороший поляк, готовый сражаться за свой народ»/200/.

В НКИД завели дело о посылке в Варшаву связного офицера, о консультациях и взаимодействии в этом вопросе с английским посольством, а также дело Наркомата обороны. Через Кларка Керра был получен ответ из Лондона с координатами для сброса оружия и приема офицера связи. Одновременно запрошено было оружие для трех тысяч человек и даны координаты для бомбометания.

Пока же 12 августа Молотов сообщил послам Великобритании и США, что передал все материалы членам ГКО и довел это до сведения советских военных властей. Он надеется на благоприятное решение проблемы. Их беседа происходила непосредственно перед уходом Молотова на заседание Государственного комитета обороны. Однако оказалось, что дали координаты «сгоревшей» явки. В результате советский связной попал в лапы гитлеровцев и погиб.

Между тем антисоветская кампания на тему «бросили», «подвели», «специально задержали наступление Красной армии под Варшавой» в польской подпольной и эмигрантской печати, начавшаяся уже 2 августа, не прекращалась. Все более набирая силу, она докатилась, по просьбе эмигрантских властей, до ватиканских, а также турецких газет. (За всю войну глава Ватикана гитлеровцев ни разу не осудил.) Советская сторона заняла жесткую позицию. Если ранее были спокойные, даже благожелательные разговоры «своими словами» Молотова с английским и американским послами, то после вечера 12 августа пошло лишь цитирование им, а чаще Вышинским, заявления ТАСС, опубликованного 13 августа, в котором отразились решения состоявшегося в минувший вечер заседания ГКО. Последовали послания Черчиллю и Миколайчику от 16 августа с заявлением о полном отмежевании от восстания: заранее не уведомили, не согласовали с советским командованием. Сталин сообщил Черчиллю, что после беседы с Миколайчиком он распорядился, чтобы командование Красной армии интенсивно сбрасывало вооружение в район Варшавы. Был сброшен парашютист-связной, который не добился цели. «Ознакомившись ближе с варшавским делом, я убедился, что варшавская акция представляет безрассудную, ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв, – писал Сталин Черчиллю. – Этого бы не было, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали с последним контакт. При создавшемся положении советское командование пришло к выводу, что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию». Ввиду этого ответственность за происходящее в Варшаве падает исключительно на польские эмигрантские круги в Лондоне/193/.

Правда, началось выяснение всего, что было связано с восстанием и положением на фронте под польской столицей.