Проснулся Филипп от холода и, не открывая глаз, зашарил рукой, нащупывая одеяло. Но оно куда-то исчезло, и Тьен с трудом разлепил тяжелые веки, плохо понимая, где находится.
Илмари стоял у кровати — нагой, прекрасный, как языческий бог и, без сомнения, донельзя злой. В руке тускло блестел длинный кинжал. Филипп открыл рот, пытаясь вымолить себе жизнь, но голос отказал и из горла вырвалось только невнятное сипение вперемешку с кашлем.
— Ты хотел попробовать наргари, — с непонятной усмешкой сказал Илмари и двумя взмахами кинжала рассек самый верхний фрукт в пирамиде на четыре части. Подхватил кусок, одним движением вырезал ярко-рыжую сердцевину, склонился над Филиппом. — На! Жри, пока не лопнешь.
Филипп хотел отстраниться, но Илмари бросил кинжал, ухватил Тьена за волосы и с силой пихнул наргари в губы.
— Ешь, ну! Открывай рот!
Он был страшен в своем гневе, этот второй сын правителя Варгара, в мгновение ока превратившийся из приятного милого собеседника в грубое чудовище. Никто и никогда так с Филиппом не обходился, и от неожиданности он совсем растерялся. Тем более что Илмари как-то очень ловко умудрился запихнуть ему в рот весь кусок, истекавший липким кисловатым соком, и прижал губы жесткой ладонью. Ничего не оставалось, как прожевать и проглотить. А потом Филлип все же вырвался, сел в кровати и гневно толкнул Илмари в твердое плечо.
— С какой стати ты сюда явился? У нас фиктивный брак, ты что, сам не понимаешь? Дань вашей глупой традиции. Убирайся к себе и дай мне отдохнуть, я устал!
— Фиктивный? — Илмари прищурился. — Нет, мой дорогой муж, у нас никаких фиктивных браков не существует, все настоящее. Так что ты сейчас доешь этот наргари, а затем приступишь к выполнению супружеского долга. Все как полагается. И учти — утром я должен предъявить отцу доказательства твоей невинности.
— Что? — горло снова перехватило, и Филипп закашлялся, хватая ртом воздух. — Что? Какие обязанности? Какая невинность? Да у меня баб было больше, чем звезд на вашем небе. Или ты думаешь, я для тебя девственность хранил?
— А мужчин? — Тьен неожиданно оказался прижат к перине, Илмари наклонился так близко, что можно было пересчитать все реснички на его веках. Очень пушистые, между прочим, были ресницы и очень густые — как у девушки. — Мужчины у тебя были?
— Кто? — голова у Филиппа вдруг закружилась, комната, балдахин, ненавистный «муж» — все поплыло куда-то влево. — Кто?
— Будут, — хищно оскалился Илмари. — Но сначала ты доешь наргари.
Совершенно дезориентированный головокружением и новостями Филипп даже не сопротивлялся, когда ловкие пальцы протолкнули ему между зубов очередной кусочек кисловато-сладкой мякоти. И еще один. И еще.
Когда головокружение прекратилось, Филипп обнаружил, что все предметы в комнате выглядят резче и отчетливее. Из открытого окна волнами налетали запахи — удивительно яркие, насыщенные, невероятно приятные. Кожа горела, сердце выстукивало какой-то лихорадочно-неровный ритм, во рту пересохло, и больше всего на свете хотелось секса — любого.
— Что это было? — прохрипел Филипп, пытаясь прикрыть ладонью пах. — Наргари — что это?
— Плод любви, — Илмари снова ухмыльнулся, взял с подноса фрукт, крестообразно надрезал, запрокинул голову и, сжав наргари в ладонях, высосал сок. Затем кинул остатки на пол. — Даже если новобрачные ненавидят друг друга, они будут заниматься любовью, потому что иначе свихнутся от неудовлетворенного желания.
— Мама, — прошептал Филипп, больше всего на свете желая умереть. — А служанок позвать никак нельзя?
— Никак, — ожесточенно ответил Илмари. — Как только я сюда зашел, у дверей встала стража. Теперь ты понимаешь, глупец, в какую историю мы вляпались? Ты вляпался! По собственной тупости!
— Это ты во всем виноват! — Филипп наконец-то обрел голос и вопил в единственной надежде, что возбуждение, волнами разливающееся по телу, отступит перед злостью. — Ты мне рассказал про эту гадость, но ничего не объяснил толком! Откуда мне было знать, что их нельзя брать? Они же на столе лежали!
— Для украшения, болван! — заорал в ответ Илмари. — Это традиционное украшение праздничного стола! Если, к примеру, семьи враждуют, а их дети влюблены и хотят пожениться! Они могут преподнести друг другу наргари, и тогда их брак признается законным вне зависимости от желания родителей! И никто не хватает целую ветку — это признание в неуправляемой страсти, это неприлично!
— А мужской брак — прилично? — от крика Филипп уже охрип, но возбуждение не только не спадало, а становилось все сильнее. — У нас тоже полно уродов, которые трахаются со своим полом, но никому в голову не придет обмениваться кольцами! Это все равно что расхаживать голым по улице в час пик!
— Да хоть без кожи расхаживай — кому какое дело!? — Илмари толкнул Филиппа, опрокидывая спиной в подушки. — Но если тебе так уж захотелось что-то сожрать, то хотя бы поинтересуйся, почему это нельзя жрать! И даже трогать нельзя!