Все еще не веря, что оборотень не учуял запаха сиреневой травы, нервно сглотнула и сделала шаг назад, спасаясь от настойчивого аромата волчьей шерсти. Заметив мои попытки, зверь ухмыльнулся, словно ему доставляет удовольствие видеть страх и ужас перед собой.
Когда крышка чайника запрыгала, оборотень развернулся к печке. В левой руке мелькнул пучок какой-то травки. Он потянулся к чайнику, и я поняла, что сейчас случится непоправимое.
– Что ты делаешь? – выдохнула я, на ходу придумывая стратегию.
Он бросил на меня презрительный взгляд через плечо и прорычал:
– Чай завариваю, дура. Или ты собралась вприкуску траву запивать? Так это к сатирам надо. Но я тебя им не отдам. Себе оставлю.
Он просунул коготь под петельку на крышке и потянул вверх. Крышка скрипнула и застряла, видимо я криво опустила ее, и они сели мимо пазиков.
– Погоди, – произнесла я торопливо. – Давай сама заварю. Я же ведьма, знаю толк в травах. А уж тем более, как чабрец заваривать.
Оборотень с сомнением посмотрел на меня и хмыкнул. Затем опустил крышку на место и сунул мне в руку пучок травы.
– Заваривай, ведьма, – сказал зверь. – Только если что…
– Да-да, – перебила я его и забрала чабрец. – Разорвешь. Я помню.
Он недоверчиво осмотрел меня сверху вниз и обратно, морда скривилась, будто никому прежде не доверял такое важное занятие, как заваривание чая.
Я отвернулась к чайнику и стала делать вид, что совершаю важные действия, понятные лишь мне.
За спиной услышала, как скрипнули половицы, потом раздался глухой бух – оборотень улегся на устланную мешковиной кровать и наблюдает. То, что наблюдает, сомнений нет, потому, что кожа под платьем исходит мурашками.
– Старайся лучше, женщина, – глухо произнес он. – Давно не наблюдал, как готовят на моей кухне.
– Наслаждайся, – отозвалась я мрачно.
– Не сомневайся, – сказал он. – С наслаждением трудностей не будет. Жены от оборотней не уходят.
– Еще бы, – проговорила я еще тяжелее. – Вы же им головы отрываете.
Зверь недобро закряхтел, снова скрипнуло, будто переворачивается.
– Бывает, – согласился он. – Но я имел ввиду другое. Сама не захочешь уходить.
Меня снова скривило. Радуясь, что оборотень не видит моего лица, стала ковыряться с чабрецом. Сначала хотела заварить в чашках, но потом подумала, если смешаю в чайнике оба растения, будет меньше заметно, а запах чабреца перебьет аромат сиреневой травки, если он есть.
Повертев головой, в этот раз обнаружила в углу на полу тряпку. Быстро метнулась к ней и вернулась к чайнику с раскаленным боком.
Тот, будто чувствует, что сейчас буду творить непотребство, звякает крышкой и плескает кипяток на камни. Вода с шипением испаряется и поднимает маленькие клубы пара.
Под пристальным вниманием оборотня, я молча подхватила крышку и демонстративно опустила чабрец в чайник. По избе моментально растекся приятный сильный аромат, перебивший даже запах псины.
– Почти готово, – сообщила я, вернув крышку на место. – Пара минут и можно разливать. Где чашки?
Я развернулась. Зверь возлежит на ложе, закинув руки за голову, хвост свисает на край и мерно покачивается. Когда взгляд скользнул по зарослям внизу живота, оборотень ухмыльнулся во все, не знаю, сколько у волков зубов. Язык высунулся и смачно облизнул щеку до самого глаза. Пришлось сглотнуть и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы подавить тошноту.
Зверь поскреб когтями лохматую грудь и кивнул в сторону.
– Там, – ответил он. – Я редко пользуюсь посудой, сама понимаешь. Но пару кружек найти можно.
Я проследила за взглядом. В углу, куда плохо достает свет печки, темнеет что-то массивное.
Подойдя ближе, обнаружила подобие шкафа или серванта. На пыльных полках несколько деревянных плошек, глиняный кувшин и две алюминиевые кружки.
Осторожно, чтобы не поднять облако столетней пыли, я вытащила кружки и вернулась к чайнику. Потом быстро разлила варево, и взяв одну из кружек, подошла к оборотню.
– Вот, – произнесла я с почтением. – Твоя порция.
Глаза оборотня сузились, он пристально посмотрел на меня и громко втянул воздух. Нос задергался, словно у него свой мозг, который может обнаружить подвох прежде, чем это поймет зверь. Но даже если у фиолетовой травки и был какой-то запах, чабрец надежно его замаскировал.
Оборотень несколько мгновений принюхивался. Наконец, мохнатая лапа потянулась к кружке.
– А сама? – хрипло поинтересовался оборотень, забрав у меня посудину. – Или успела подсыпать какой-то дряни?
Внутри все сжалось, я натянула на лицо улыбку и сказала:
– Ты все видел.
– Тоже верно, – согласился он.
Я продолжила, отходя к печке, где дымится еще одна кружка с неведомым варевом:
– Тогда все, что произойдет дальше, будет на твоей совести.
Оборотень усмехнулся и приподнялся на кровати. Лохматая спина уперлась в стену, он поднес кружку к носу и снова понюхал. На секунду подумала, сейчас моя затея раскроется, посудина полетит на пол, а следом голова неинициированной ведьмы.