Варвара. Наездница метлы

Глаза у меня округлились до размеров блюдец, даже Герман странно покосился. А я пыталась понять, как ему удалось так ловко соврать. И как соврать! Если подумать, мои последние воспоминания действительно о холоде, поскольку сейчас вокруг сплошная морозилка.

Карлик отклонился назад и важно надул губы потому, что никому не хочется выглядеть дураком на собственном поезде.

Он окинул меня сочувствующим и, одновременно, покровительственным взглядом.

– Разумеется, понимаю, – сообщил он важно. – Давайте, забирайтесь. Отвезу вас к католикам. У них, конечно, перебор с душами в последнее время. Мест мало. Но на остальных вы мало похожи.

Дверь вагона открылась, серебристые ступеньки появились одна за другой и зависли прямо в воздухе, покачиваясь в такт облакам.

Я глянула на коротышку. Глаза у того снова стали прилично голубыми, подозрительный прищур исчез. Объяснений Германа оказалось достаточно, а я пообещала себе держать ухо востро и больше не попадаться на такой ерунде.

Потом проследовала за Германом, который успел подняться по ступенькам и теперь учтиво протягивает руку. Под пристальным взглядом карлика пришлось воспользоваться любезностью.

Когда схватилась за пальцы призрака, чуть не вскрикнула. Если мои озябшие ладони можно сравнить с куриной тушкой из холодильника, то его культяпки напоминают ледяную воду и обжигают.

Пришлось сцепить зубы и улыбнуться. Оказавшись в тамбуре, подальше от внимания коротышки, я приблизилась вплотную к мертвецу и прошептала в лицо:

– Что ж ты творишь? У тебя руки, как ледышки. Хочешь, чтоб мы второй раз на том же погорели?

Герман секунду непонимающе смотрел на меня, затем бескровное лицо покраснело. Он спрятал руки за спину и сделал шаг назад.

– Прошу прощения, – произнес призрак виновато. – Я просто… я

– Что? – строго спросила я.

Мертвец замялся.

– Просто мне, – пробормотал он сбивчиво, – мне просто хотелось взять вас за руку.

Я нервно хихикнула, и лицо Германа пошло розовыми пятнами. Он делал еще пару шагов и уперся спиной в стену тамбура. Просящий и одновременно восхищенный взгляд застыл на мне, глаза не мигают, а губы подрагивают, словно силится что-то сказать, не позволяет воспитание.

Когда представила, какие мысли роятся в его голове, по спине прокатилась очередная волна. Быстро повертев головой и убедившись, что нас никто не услышит, я подошла к Герману и посмотрела в глаза.

– Послушай, – начала я, – ты очень достойный призрак. И я уверенна, найдешь себе верную подругу, с которой будете греметь цепями по ночам, или восседать на облаке, закусывая зефиром. А может отправитесь в какое-нибудь прерождение, если это действительно существует. Но видишь ли, я живая. А ты, как мы оба знаем, наглухо мертв. И ничего у нас с тобой, при всем желании не получится.

Герман печально вздохнул, взгляд потух, плечи повисли. В голове мелькнула мысль, это все из-за сварливой бабы, вдовы, которая посадила его на цепь и изводила так, что бедняга помер.

Пару секунд мертвец таращился в пол, затем поднял глаза. На лице мелькнуло нечто странное.

– Теоретически есть один способ… – странным голосом проговорил он.

Я непонимающе уставилась на него. Через мгновение стало медленно доходить, какой способ он имеет ввиду.

– Я правильно догадалась? – оторопело спросила я.

Он отвернулся и произнес:

– Уверен, что да. Если один не может ожить, то второй умереть вполне способен.

– Если ты, не дай бог, – прошипела я, – выкинешь что-нибудь в этом духе, будь уверен, изведу тебя хуже вдовы. Измучаю все твое живое и мертвое окружение. Ты в Ад будешь проситься, потому, что по сравнению со мной, его муки будут казаться веселой пирушкой. Я живая. И надеюсь оставаться такой как можно дольше. Тебе ясно?

– Ясно, – вздохнул Герман.

– Вот и договорились, – сказала я. – Больше к этому не возвращаемся.

Ступеньки в вагон сложились одна на другую и легли на то место, где лежат у нормальных вагонов. Когда дверь захлопнулась, щелкнув замком, раздался протяжный гудок и поезд тронулся.

Держась за стены, чтобы не упасть, я двинулась по проходу, обалдевая от скорости, которую поезд разогнал за считанные секунды.

Вагон оказался странным. Если людские бывают плацкартными, купейными и ресторанными, то этот какой-то гибрид. В самом начале четыре плацкартные койки. Две сверху, две снизу, столик, все, как полагается. Дальше, вместо боковых спальных мест два деревянных стола, с прикрученными к полу ножками. На массивном стуле со спинкой восседает долговязая женщина в пенсне. На вид лет тридцать. Белоснежные волосы уложены в высокую прическу, сама облачена в старомодное платье. На коленях белая болонка. Собака выглядывает из-за столешницы, вывалив язык, и хлопает черными глазками.

После столов еще один плацкартный отсек, за ним закрытые кабинки. Видимо купе. Оказаться в закрытом пространстве с чужаками не хотелось, поэтому прошла мимо женщины с болонкой и опустилась на стул у окна.

Герман проследовал за мной. Его взгляд скользнул по даме с собачкой. Когда понял, что я смотрю – демонстративно задрал нос и сел напротив меня.