– Не могли бы вы рассказать об этом? – учтиво поинтересовался он. – Мы будем крайне признательны.
Пока дамочка и мертвец обменивались взглядами и любезностями, я почему-то подумала про инквизиторов. Их лица были такими же хладнокровными и бесстрастными, как у этой старомодной девицы. Только эта мертва, а те были весьма живыми.
Женщина выдержала длинную паузу, глядя в окно. За стеклом проплывают бело-синие облака. Огромные кучи, похожие на взбитый творог или обезжиренные сливки перекатываются друг через друга, искрясь в свете холодного солнца. Машинист в виде белокурого коротышки, по всей видимости, перемещается исключительно на буфере, потому, что иногда на облаках мелькает тень состава с маленьким пассажиром на носу локомотива.
– Как он управлять оттуда умудряется? – прошептала я так, чтобы только Герман услышал.
– Кто? – не понял он.
– Карлик. Поезд будто по мановению его руки движется.
Герман бросил короткий взгляд в окно, где снова мелькнула тень коротышки и пожал плечами.
– Не знаю. Вам должно быть виднее, – тихо проговорил он. – Это же вы на метле летаете.
– Одно дело, – прошептала я, – управлять метлой силой мысли. Другое, целым поездом.
– А есть разница?
– Ну…
– Вы бы лучше подумали, как нам выбираться, – нравоучительно произнес Герман. – И не грубили попутчикам.
Я округлила глаза.
– Когда это я грубила? Я вообще только-только научилась отвечать на всякие нападки.
Герман хмыкнул и пробубнил под нос:
– И весьма успешно.
Не желая продолжать бестолковый спор, я фыркнула и отвернулась в окно, где проплывают клубы взбитого зефира. Вдалеке блеснула полоска. Присмотревшись поняла, это другой поезд, такой же хромированный и блестящий. Несется по невидимым рельсам развозя души по местам назначения.
Спустя минут пять, наша заторможенная дама вновь изволила обернуться.
– Я никогда не сходила с поезда, – проговорила женщина, поглаживая болонку. – С машинистом был уговор, что могу сколько угодно ехать в вагоне, при условии, что в другие вагоны не стану заходить.
– Там что? Черти едут, что ли? – вырвалось у меня, когда вновь посмотрела на даму.
Думала, она снова взъерепенится и начнет изображать оскорбленное достоинство, но дама почему-то осталась спокойна.
– Не знаю, – сообщила она. – У вас такого договора нет. Можете сами посмотреть. Что же касается платы, да. Тут расплачиваются временем. Тем, которое можно провести в человеческой жизни.
– То есть как? – снова спросила я.
Женщина, наконец, перевела взгляд на меня. Только теперь я заметила, как они с Германом похожи. Не в смысле внешне, а в том плане, что оба бледны, как мел. Если в Лимбе мертвец казался таким только в свете луны, то теперь белый постоянно, словно холодное солнце дает такой эффект.
Женщина задумчиво посмотрела в потолок.
– Сейчас попробую объяснить, – проговорила она. – Видите ли, каждому человеку определяется свой срок проживания на земле, в соответствии с его задачей. Надеюсь, касаться тем множественных рождений не стоит. Так вот. Предположим, согласно цели, вам полагается сто тридцать лет. Из них сразу убирается доля за предыдущую жизнь.
– Это с какой стати? – снова выдохнула я, изумленная такой бухгалтерией.
– Вас не учили не перебивать? – спросила дама, но продолжила: – В разных вероисповеданиях этот пункт называют по-разному. Мне он известен, как рок. Один пассажир с узкими глазами и смоляными волосами говорил про какую-то карму. В общем, об этом лучше у кого-нибудь еще спросить.
Я недовольно фыркнула, но замолчала, боясь, что женщина передумает рассказывать и снова замолчит.
А Герман наоборот подбодрил ее.
– О, рассказывайте дальше. Мы полностью в вашем внимании.
Дама, явно довольная его манерами, едва заметно улыбнулась и добавила:
– Остальными годами можно расплатиться за удачу, работу, какие-то удовольствия на земле. А здесь мы платим временем, которое накопилось в рок. Мелочь конечно, но мало кто откажется прожить еще пару часов.
Меня это окончательно запутало. Наклонившись к Герману так, чтобы казалось, будто рассматриваю облака за окном, я прошептала:
– Рок, время, карма, толстые официантки. Рассказчица из нее так себе.
– А по-моему, у нее очень хорошо получается, – отозвался призрак.
– Разве? – удивилась я. – Видит же, мы люди темные, о всяких околорайских делах не в курсе. Нет же, говорит нарочно так, чтобы выглядеть умной. А я, между прочим, совсем не дура.
– Никто не говорил, что вы дура, – уверенно заявил Герман.
Пальцы все равно зачесались. Почему-то очень захотелось дать этой чопорной пигалице промеж глаз. Но когда с изумлением посмотрела на ладони, те покрылись мерцающим блеском.
Такого раньше не было, и я поспешно спрятала их под шляпу.
Поезд снова тряхнуло, на верхней койке подпрыгнули рулоны матрацев с подушками, подняв воздух густые клубы пыли. Мелкие крупинки закружились в маленьком вихре и накрыли нас с Германом, а дама благоразумно отклонилась к окну, продолжая сжимать несчастную болонку.