Вас пригласили

Со сводов сыпались водяные синкопы. Эган вытянул руку, наловил в ладонь мокрый холод, хлебнул – солоно, сладко, потом никак. Поймал еще, умылся. Спать вновь расхотелось. Выглянул в темноту. Чернота леса отменяла все представления о цвете. Прямо под ними – в десятке? в сотне метров? – кто-то тихонько завыл на несколько голосов, грустновато, но не тоскливо.

– Они еще при тебе?

– Бугул-ноз? Ну да. Я очень надеюсь, что они меня никогда не бросят.

– Они же страшны, как прошлогодняя дохлая курица. Но да, нежные.

– Вот и я о том. Мы очень дружим. Я зря, что ли, училась на них смотреть без содроганий? Они, по-моему, со временем даже похорошели.

– Я со своими «пастухами» пока общаюсь не глядя, хоть и люблю их давно.

– Они столько всего знают, Коннер. Им некому рассказать. Те, кто от них не бегает, набирается поразительных навыков.

– Да, знаю. Ты и их в себя пускаешь?

Сельма вытаращилась.

– Они там были еще до моего рождения, это их дом, как я могу их не пускать?

– Я риторически.

Эган вновь уселся напротив Сельмы, поглядел на нее сквозь марево над костром.

– У меня для тебя подарок.

– Ну-ка, ну-ка.

Он порылся за пазухой и вытащил нетолстую книгу в буром переплете. Протянул Сельме. Та несколько мгновений смотрела на обложку, не делая попытки принять подарок, после чего подняла взгляд на Эгана.

– Из твоих кто-то?

– Да.

– Спасибо. – Она вытерла руку о подол и неловко приняла книгу испачканными золой пальцами. – Очень любопытно. Обязательно прочту. Но ты уверен, что мне следует это знать? Твой ответ ничего не изменит, потому что книгу я тебе все равно не верну.

– Ты знаешь обо мне гораздо больше этого.

– Вопрос не в том, что, а в том, как.

Часть II Обращение на «ты»

Глава 1

После ночного разговора с Ануджной и послания отцу время вдруг сорвалось с места в галоп. Все внезапно преобразилось: калейдоскоп дней неслышно повернулся, и пестрые камешки одних и тех же событий сложились в совсем иное соцветие.

В промелькнувшие одним вздохом мглистые зимние месяцы, а за ними – все робкое, волглое насквозь начало весны я сновала по замку, глядя во все глаза на то, что и, главное, как здесь делают все, включая, конечно, и Герцога. А также слуги, конюхи, повара, садовники. И даже, в какой-то момент, – кошки, собаки, деревья, река. Поначалу я смущалась и робела, не осмеливаясь совать везде нос, будто назойливый щенок, хотя никто, за исключением Шальмо, не прогонял меня и не одергивал. Праздность обитателей замка оказалась чистой видимостью: каждый был ежедневно занят и поглощен своим делом. Замок жил и дышал, как живое существо, чьи органы совершенны и не нуждаются в приказах и понуканиях. Не было двух одинаковых дней: волшебная симфония каждого игралась с листа – такова была ювелирная красота неписаного уклада здешней жизни. Я помнила дни прошедших девятнадцати лет моей жизни – не отличимые один от другого, единый слиток с пятнами домашних праздников, охоты и детских игр. И слиток этот поблек, его затянуло патиной, блеск его рассеялся и казался мне теперь годным лишь для того, чтобы прижимать старые бумаги.

Дружбу с обитателями замка я очень быстро научилась ценить: все они то и дело загадочно исчезали куда-то – иногда на много дней подряд, – но никогда не рассказывали, где были и чем занимались. Мои неуклюжие попытки влезть им в головы встречали так, как ребенку морочат голову спрятанной сластью: угадай, в какой руке? Не успевала я вслепую нащупать тень исполненного намерения, как она тут же скрывалась где-то в глубинах их сознания, а вместо нее мне показывали всякие нелепые глупости, пели песенки или рассказывали старые фернские анекдоты с длинной бородой в колтунах. И искрили глазами. Мало-помалу я бросила даже пытаться, в общем.

Временами чудилось, что за эти месяцы я поняла гораздо больше всякого, чем за все предыдущие годы. Поделившись однажды этим соображением с Лиданом, я удрала в слезах к себе в комнату: Лидан состроил такую гримасу торжественно-задумчивого благоговения, пока я говорила, что пришлось, заалев и не ища предлога, ретироваться. Я уже знала, что так и только так обретается свобода и легкость: не бежать, не закрываться, не бояться. Но до чего же не спеша эта нехитрая истина просачивалась – как вода сквозь колотое скальное крошево, с базарных площадей вспоминания, ожидания и треска ума к удаленным лесам того, что происходит с тобой на самом деле.