Я пробовала жаловаться Герцогу, но тот лишь загадочно улыбался и либо ничего не говорил, либо коротко напоминал мне, чтобы я слушала Шальмо, как шум дождя за окном. Однажды я, в едком щелоке злых слез, обегала весь замок, чтобы в очередной раз излить медару Эгану или хотя бы Сугэну свои горести, застала и того, и другого за игрой в шахматы в охотничьей зале, и Герцог сурово отчитал меня за нытье и велел раз и навсегда прекратить жаловаться. С тех пор я неусыпно следила за тем, чтобы наши с Шальмо встречи не случались вовсе. Мне с лихвой хватало того, что мы трижды в день виделись за трапезами – и того, что я думала о нем каждое свободное мгновенье.
Глава 2
Почти каждый вечер – а часто это означало глубокую ночь или предрассветное утро – я лихорадочно исписывала страницы в дневнике, и совсем скоро не осталось в нем ни одного чистого листа. Я поискала на полках у себя в комнате и писчей бумаги не обнаружила. Но помнила, что в мастерской у Райвы вдоволь эскизов и подмалевков, на которых еще столько свободного места, что из них получился бы отличный дневник. А уж переплести листы в книгу я сама сумею. И пусть на одной стороне каждой страницы будут чьи-то кляксы и штрихи – так даже красивее. Райву я нашла в цветнике – и затаилась, не в силах отвести глаз, желая разглядывать и не быть увиденной.
У Райвы длинные и совершенно седые волосы. Меня никогда не покидало чувство, что я знаю эту фею-художницу всю жизнь. Эти искристые зеленые глаза-леса. Эти ключицы, плечи, запястья – нет, такие никакая земная женщина не родит, не вылепит из себя. Казалось, когда она движется, ни одно травяное лезвие не затупляется – и не холодит ей стоп: нет ее легче.
– Здравствуй, Ирма.
Только Райва иногда обращалась ко мне на «ты». И всегда – столько в этом радости. Горестной почему-то.
– Добрый день, меда Райва. Как ваши цветы?
Краткое молчание. Райва никогда не отвечала сразу же, и вопрос повисал в воздухе, как нарисованное в книге яблоко, отделенное от ветки, но вечно парящее высоко над линией сносок и примечаний.
– Ничего не делают, но все у них есть, как видишь, малышка.
– Завидую им, – улыбнулась я в ответ.
Райва правилам разговоров не следовала – если тут, в замке, они хоть какие-нибудь были вообще. Продолжила выбирать из вазона с крокусами бурый пергамент отмерших листьев, нимало не заботясь о дальнейшем течении беседы.
Я знала, что вольна развлекать себя чем угодно: могу присесть с ней рядом и заняться ее
– Райва, у меня закончилась бумага. Вы не одолжите несколько листков из мастерской – ну, тех, что уже испачканы краской?
Молчание. А затем:
– Могла бы не спрашивать. Это и твоя мастерская. Бери что хочешь.
– Спасибо, меда Райва.
Я собралась было сразу же отправиться в замок и взяться за переплетную работу. И тут мне вспомнился давнишний совет Ануджны, но Райва зазвенела вешней птицей еще до того, как я успела собрать необходимые слова:
– Да, милая Ирма, расскажу тебе «свою историю», и нет в твоей просьбе никакого «нескромного любопытства». – Райва сыграла голосом слова, которые я хотела произнести. – Все в замке знают о твоем занятии.
Еще бы! Я так часто вертела в голове различные фразы, обороты, подыскивала верные слова, эпитеты к их жестам, чертам, повадкам, что наверняка было слышно даже сквозь стены. Поэтому я не удивилась и даже не очень смутилась. Вот она, школа Шальмо: мало что теперь может вышибить меня из седла.
– Ну да, – я вздохнула притворно-сокрушенно, – простите везде сующую свой нос Ирму.
– Тебя не за что прощать. И не говори о себе в третьем лице – имей смелость никогда не расставаться с собой.
Райва присела на пороге цветника и позвала меня устроиться рядом. Солнце близкого равноденствия облизывало мне щеки, возилось в сединах у Райвы. Крокусы слали нам ленивые волны беспечности, ветер забирался под веки. Мы молчали. А потом я услышала историю о том, как двадцать с чем-то лет назад…
…Куртуазного, немыслимо богатого и столь же провинциального герцога, фиона тьернана Фаралта (Восточный удел, очень далеко от наших мест) удостаивают огромной чести: приглашают на Летний королевский бал, ко двору Его Величества. Разумеется, в сопровождении прелестной молодой супруги, фионы нолы Лорны Фаралт.
Списком приглашенных ведает семеро дворецких – так он велик, слишком много высокородных королевских подданных нужно осенить монаршей благосклонностью. Но у семи нянек… И закрались в великий бальный список ошибки и неточности. Поэтому никто даже не обращает внимания и тем более не удивляется, что в бальной зале – совершенно никому не известный вельможа. На подъездной аллее дворецкий не посмел остановить неизвестного, не отмеченного в списках фиона, так прекрасен экипаж, столь безукоризненны манеры его хозяина. И столь сильна магия, солнечный морок, источаемый этим молодым, но таким не юным тьернаном.