Ваш выход, помощница!

Я призадумалась. Помнится, я хотела его так окрестить, чтобы от него отказалась его паучья мама. Но с тех пор мое мнение о пауке существенно претерпело изменения и Пугач и Пучок ног уже не казались смешными кличками, а были скорей оскорбительными. Окинув мохнатого и глазастого приятеля задумчивым взглядом, я предложила:

– Будешь Пушком? Ты такой мохна…

Паук подскочил, не дав мне договорить:

– Вот еще! Я что тебе, кошак облезлый, чтоб быть пушком?! У меня мех элитный! Не чета шкуре мартовских крикунов!

Я оторопела, получив нежданную отповедь. А паук как-то по-особому скрестил жвала:

– Есть столько красивых и благородных имен! Например, Эмильен! Роскошное эльфийское имя! – В воздух на манер указательного пальца поднялась передняя лапа и мерно закачалась из стороны в сторону. – А она придумала! Пушок! Еще б Барсиком нарекла!

Фыркнув от смеха, я парировала:

– Эмильен – такое же эльфийское имя, как и Пушок паучье!

– Да?! – На меня покосились половиной глаз из-под лапы. – А чье же оно тогда? Звучит, как эльфийское!

Пожав плечами, я выбралась из-под одеяла и пошлепала искать ванную комнату: перед дорогой следовало хоть немного привести себя в должный вид. Паук обиженно проскрипел мне в спину:

– Ты куда? А имя мне?

Я усмехнулась в ответ и глянула на паука через плечо:

– Ты ж себе уже выбрал? Эмильен, так Эмильен, как хочешь. Буду звать тебя Емелей. Тебе, между прочим, подходит!

Паучище возмущенно вскинулся, шевеля жвалами так, словно готовился меня съесть, но я уже обнаружила ванную и нырнула за дверь.

Глава 8

Из дома мы с Емелей, так я стала называть паука, выскользнули на рассвете. Емеля делал вид, что дуется на меня неимоверно из-за имени, больше похожего «на собачью кличку», если что, то это цитата. Но на деле мы оба нервничали, затеяв побег. Ведь уходили фактически в никуда. Дальше, чем просто покинуть дом артефактора, я не загадывала, потому что мне казалось, что так просто отсюда не уйти. Наверное, поэтому я не загадывала, что буду делать дальше. А ведь искать какое-то прибежище и работу придется все равно. Ведь я теперь не одна. У меня есть Емеля…

Крадучись в сером предрассветном мраке, я осторожно выбралась из спальни, в которой меня запер «добрый» хозяин. Подрагивающими пальцами я вставила ключ назад в замочную скважину и провернула, запирая за собой дверь.

– Правильно! – Возбужденно проскрежетал мне на ухо Емеля. – Пусть как проснутся, погадают куда ты делась из запертой комнаты на втором этаже!

Я шикнула на паука:

– Тише ты! Не приведи святая Бригитта, разбудишь!

Емеля показал лапкой, что он закрыл рот на воображаемый ключ, и выбросил его мне за спину. При этом сам едва не свалился с моего плеча назад. Мне пришлось зажимать рот рукой, чтобы не рассмеяться с этой пантомимы.

Осторожно пробравшись на кухню, я с тоской изучила полки пустых шкафов. С продуктами в доме по-прежнему было туго. Я нашла половинку буханки не слишком свежего хлеба, несколько яблок и кусок ветчины. Всю добычу я увязала в подходящую белую тряпицу.

– Элка, что ты копаешься! Хочешь, чтобы хозяин проснулся и закрыл тебя в спальне понадежнее?

Емеля занял любимое место на подоконнике и обеспокоенно поглядывал на розовеющую полоску на востоке. Я хмыкнула:

– В такое время еще и слуги спят, а ты хочешь, чтобы с постели поднялся потомственный аристократ?

– Аристократ не равно соня! – Паук воинственно, как генерал на параде, махнул лапкой. – Давай, пошевеливайся! Если собралась бежать, тогда ноги в руки, и вперед! А то я скоро начну думать, что ты нарочно тянешь время, чтобы хозяин тебя остановил и никуда не отпускал! Решила все-таки с ним остаться?

Я уже открыла рот, чтобы привычно огрызнуться. И задумалась: а если бы можно было выйти замуж за хозяина, осталась бы я? Хотела бы я рожать ему детей, каждый вечер ожидать домой и кормить ужином? Я попробовала представить себя в объятиях хозяина: растрепанная, в платье, сооруженном из чехла для мебели, с грязным пятном на щеке. И он, в белоснежной кружевной сорочке и полосатом атласном жилете. И отчаянно замотала головой:

– Это невозможно! Он – высокородный аристократ, а я – сирота безродная, выросшая в приюте. Я никто.

Емеля пренебрежительно свистнул:

– Тю! А ты думаешь, король тебя выдаст за конюха или лакея? Нет, тебя отдадут какому-нибудь обнищавшему аристократу, который за привилегии на все закроет глаза.

Я поморщилась:

– Ты говоришь мерзкие вещи.

– Я говорю правду! – Емеля приподнялся на всю высоту своих ног. – И если ты не хочешь проверить мою правоту на собственной фейской шкурке, то давай, поторапливайся! Пока еще все действительно спят. Или ты хочешь, чтобы кто-то увидел тебя, выходящей из этого дома?

Я замотала отчаянно головой. Хвост дракону не режут по маленькому кусочку. Животному от этого втрое больней. Паук прав. Раз решила бежать, то надо торопиться.

– Идем!

Я решительно протянула пауку руку, чтобы ему было легче забраться на меня. А у самой сердце в груди тревожно забилось. Что я делаю? Куда меня несет?