Ваша честь [litres]

Пути злой судьбы неисповедимы. В том смысле, что невезение застигает того, кому это на роду написано. И злая судьба распорядилась так, что дурно выспавшийся нотариус Тутусаус, с грехом пополам переварив сиве из кабана («вечно у меня от лаврового листа изжога») и после жуткого путешествия в родной Фейшес («не дорога, а капустная плантация какая-то»), весь на нервах, потому что все перерыл, но Сизетов перстень как в воду канул («может, мошенник-настоятель… никому нельзя верить; ну что ж, я на него сейчас доносить буду…»), собрался ехать в Барселону, чтобы передать кишащий убийственным ядом документ адвокату Террадельесу, в соответствии с распоряжениями покойного. Поскольку уже были соблюдены условия, оговоренные клиентом, а именно: a) настала его кончина (случившаяся в ту самую ночь, когда нотариус с патером ели сиве, происшедшая самым жалким и бесславным образом, без громких фраз, разве что при поминании Ремей между приступами кашля и при безучастном присутствии Галаны, находившейся в дурном расположении духа на законном основании неполучения наследства) и б) к вышеупомянутому сеньору Рафелю Массо не вернулось ни реала (условие это было выполнено крайне поспешно: дублоны – «ох, Галана, черт тебя дери, как же ты не догадалась!» – были закопаны среди розовых кустов, в двух сундуках, доверху набитых эскудильо, эскудо, дублонами, дуро, двойными дублонами, квадруплями – «целое состояние, Господи Боже ты мой, даже дух захватывает». И все это изобилие перешло в руки священника и нотариуса, когда тело Сизета еще не остыло; «вот тебе, Галана, держи, за хлопоты в смысле»). В связи с чем нотариус собрался ехать в Барселону с готовыми документами, но печень его распорядилась иначе: бедняга-нотариус Тутусаус пожелтел, как свечка, «ох, не впрок пошел мне шоколад», и надо же, какое совпадение, что в тот самый момент, когда с ним случился приступ печеночной колики, перед ним предстал виконт Рокабруна, прибывший в Фейшес, поскольку он один, и никто иной, лично должен был забрать у нотариуса ручательство, превращавшее его в безраздельного хозяина и владельца горы Святого Лаврентия и четырехсот масий[205] на Темном склоне по распоряжению его тетки, старухи-маркизы де Сентменат, которая уже три месяца тому как жарилась в аду, и тут нотариус сказал: «О Боже мой, а мне ведь как раз срочно нужно ехать в Барселону один документ передать», – и виконт, в восторге от свалившегося на него богатства и в противоречие принципу наименьшего действия, предложил самолично отвезти документ в Барселону, а нотариус не нашел слов, чтобы ему отказать, и льстиво заметил, что в целом мире не нашлось бы лучшего способа доставки для такой поклажи, чем карета виконта, а потом улегся в постель дальше охать.

Документ с изложением исповеди Сизета, в котором дон Рафель Массо обвинялся в убийстве молодой женщины, нагой, красивой и мертвой, сбился с верного пути с того самого мгновения, когда попал в руки безмозглого виконта Рокабруны. Ночь этот документ провел в борделе в Фейшесе; по дороге в Барселону путешествовал в непосредственном соседстве с грязным бельем виконта; в Монткаде, где виконт обедал, попал под дождь, а потом дня три или четыре пролежал в дорожном чемодане, пока Августина, как раз когда господин собирался принимать ванну, его не обнаружила. Особенно возиться с ним виконту не хотелось, и он отделался от него при первом же удобном случае, спросив у приятелей, которых созвал с тем, чтобы отпраздновать увеличение своего состояния: «Друзья, кто-нибудь из вас знает адвоката по имени Террадельес, ну что вам стоит, сделайте мне одолжение…» И застенчивый, практически незнакомый ему юноша, игравший на гитаре для их развлечения, сказал: «Я с ним знаком, сеньор виконт, и именно сегодня вечером увижусь с ним: уверен, он всенепременно будет на сольном концерте де Флор во дворце у маркиза Досриуса». Обвинительный конверт перешел из рук в руки; был День святого Мартина, и уже несколько дней в Барселоне лил дождь.

Книга третья. Блуждающий Плутон