Ваша честь [litres]

И дон Рафель смог облегченно вздохнуть, оставшись в одиночестве в парадном кабинете, после исполнения предписанных протоколом формальностей с представителями Уголовной палаты. Он снова прикурил сигару, в ходе церемонии печально погасшую в серебряной пепельнице. И с наслаждением выдохнул дым, понятия не имея об исторической важности этого жеста: в просвещенных кругах говорили, что люди, глядевшие в будущее, предпочитают курительный табак нюхательному, потому что от последнего, несмотря на все усилия фабрикантов, производящих все более интересные комбинации различных сортов, вид у носовых платков отвратительный. Дым же, напротив, улетучивается, исчезает и не вредит здоровью, потому что от него не чихаешь. Дон Рафель был спокоен: недолгие формальности, соблюденные в соответствии с требованиями протокола, были знаком того, что распроклятый Андреу унес с собой в могилу все, что знал. Опасность миновала. Теперь можно было заняться другими делами. Он снова вздохнул, но теперь уже одним из тех вздохов, в которых выражается, что счастье не бывает полным: донья Гайетана по-прежнему оставалась равнодушна к его, возможно, слишком скромным притязаниям. Да и куда там, равнодушна! Она в открытую над ними потешалась, не желая понять, как ранит его этим! Для дона Рафеля этот вопрос был важным в повестке дня, но никакого решения его не предвиделось, поскольку с того дня, когда она над ним насмеялась, донья Гайетана стала Неприступной Ледяной Горой, с Каждым Днем Все Более Прекрасной и Все Менее Моей. «Господи, какая же гадость этот табачный дым!» – в омерзении закашлялся он.

Нотариус Тутусаус нетерпеливо вздохнул и на несколько мгновений задумался о том, что, в общем-то, да, адвокат Террадельес, засевший в бастионе своих упреков, совершенно прав. Однако признаться в этом он не захотел.

– Достопочтенный коллега, – смирился он, – я был уверен, что сеньор виконт Рокабруна целиком и полностью достоин моего доверия… то есть до сегодняшнего дня.

– Виконт Рокабруна – никуда не годный и ни в чем не сведущий лоботряс, единственное, что он умеет, так это со служанками путаться. Ну и денег у него навалом.

– Надеюсь, что по прибытии он сможет представить нам подробный отчет обо всем, что произошло, ну и документы, разумеется.

На самом же деле посыльный, отправленный адвокатом Террадельесом, застал виконта в постели, поскольку было еще только одиннадцать утра. И когда, уступив настоятельным просьбам слуги, виконт принял посыльного в гостиной, слова этого незнакомца, словно острые иглы, вонзались ему в голову. Виконт ровным счетом ничего не понял: он завалился в постель в пятом часу, опустошив две бутылки коньяка и полбутылки рома и произведя некие действия, о них у него, правда, осталось довольно смутное воспоминание, с двумя весьма достойными шлюшками, которые беспрестанно улыбались и поглаживали его между ног.

– Вы не могли бы еще раз повторить? – попросил он сквозь туман разгульной ночи.

И слуга адвоката Террадельеса в третий раз объяснил, что его господин требует, чтобы виконт с необычайной срочностью явился к нему в кабинет с бумагами, которые уже много дней назад были вручены ему нотариусом Тутусаусом из Фейшеса. И что это вопрос жизни и смерти.

Поскольку времени на то, чтобы совершить привычный эротико-гигиенический церемониал, у него не нашлось, юный виконт, когда они втроем уселись вокруг стола в кабинете адвоката, был весьма воинственно настроен против мира, жизни и обоих придурков, которым вздумалось к нему привязаться.

– Не знаю, куда я их дел, – признался он. И поднял в воздух палец. – То есть вроде бы знаю: я их кому-то отдал. Только не знаю кому.

Адвокат Террадельес постучал пером по поверхности письменного стола. Он всеми силами души ненавидел этого болвана, как нарочно лишавшего его возможности в кои-то веки по-настоящему навредить верховному судье Массо.

– Постарайтесь припомнить, – просил он, давясь желчью.

– Да вот хоть убейте меня…