Ваша честь [litres]

В этот момент Террадельесом овладело желание придушить виконта, и на мгновение ему стало ясно, как в действительности легко поддаться всем нам присущему влечению к убийству. Дело было в том, что этот выдающийся юрист, считавшийся одним из лучших специалистов в области уголовного права, уже много лет как испытывал глубокую и искреннюю ненависть к дону Рафелю. По его мнению, теперешний председатель Королевского верховного суда был весьма посредственным адвокатом, начавшим свою карьеру, занимаясь только теми делами, которые могли принести ему какую-либо выгоду, чем вскоре заслужил презрение своих собратьев. Прекрасно отдавая себе в этом отчет, опять же с точки зрения Террадельеса, дон Рафель Массо сосредоточился на непростом и пропитанном фальшью искусстве политической карьеры, которое в тот момент состояло в том, чтобы правильно понять, чье кумовство придется тебе в том или ином случае больше на руку: он завел дружбу с тогдашним верховным судьей Памьесом, стал враждовать с независимыми адвокатами и добился того, чтобы его назначили заместителем второго судьи Третьей палаты. С тех пор он и думать забыл про законы и сосредоточился на поисках тепленького местечка. Он заискивал со всеми власть имущими, пока не осознал, что реальность представляет собой точную копию того, что о ней думают, а именно: командует парадом очередной генерал-капитан, настоящий царек, принимающий решения в соответствии с собственной выгодой, прекрасно понимая, что до Мадрида шесть дней езды и что когти Годоя – единственного, с кем следовало держать ухо востро, – могут достать тебя где угодно, но далеко не сразу. И дон Рафель стал устраивать все так, чтобы состоять в достаточно добрых отношениях с адъютантами соответствующих высокопревосходительств, чтобы те, в свою очередь, проложили ему верную дорогу в начальственную милость. И так вплоть до прибытия Моктесумы, человека крайне падкого на лесть. По его назначению дон Рафель стал председателем Верховного суда, обойдя прокурора д'Алоса (к изумлению профессионалов), судью Сапату (к изумлению видавших виды чиновников) и самого Террадельеса (к изумлению его самого, и никого больше, поскольку в то время он страстно желал занять это место). Дон Рафель знал, что, вступая в должность, он сию же минуту приобретает вражду всего юридического сословия в городе. Но принял вызов, безрассудно полагая, что ему было ровным счетом нечего скрывать. Пока жизнь не решила иначе. И вот теперь выходит, что этот остолоп Рокабруна, вооруженный собственной глупостью, встал на защиту дона Рафеля Массо.

– Что же мы можем предпринять? – задался вопросом нотариус Тутусаус, как только виконт откланялся с намерением немедленно упасть в объятия служанки.

– Необходимо отыскать это завещание, или исповедь, или как вам угодно, чтобы исполнить волю вашего клиента.

Дело ясное. Только не так-то это было просто. Ни тот ни другой не знали, как это сделать. Но оба понимали, что, если им это удастся, они смогут извлечь из этой новости немалую выгоду. Нотариус и адвокат не устояли перед искушением примириться и работать сообща, с тем чтобы выработать достойную стратегию.

– Не подлежит сомнению, дон Феликс, что система, предложенная Тихо Браге[212], смехотворна.

Дон Феликс Амат покосился на почтенного судью и решил пока что промолчать. Он рад был прогуляться по готическому дворику старинного здания Палау де ла Женералитат. Он всегда любил камни, в которых жила история, и воспользовался тем, что должен был сегодня утром нанести его чести визит, чтобы предложить ему поразмять ноги во внутренних двориках. Оба остановились перед капеллой Сан-Жорди.

– Я говорю, – настаивал распалившийся дон Рафель, наконец отделавшийся от своего кошмара, – что система, отстаиваемая Браге, согласно которой Солнце и планеты вращаются вокруг Земли…

– Да, я слышал, слышал, – недовольно парировал его собеседник. – Только, по правде сказать, если позволите, система Тихо является самой вероятной гипотезой с физической точки зрения и самой благоразумной гипотезой с астрономической точки зрения. – Он указал на затянутое тучами небо. – Неподвижная Земля занимает центральное положение во Вселенной, и противоречить этому, дон Рафель, есть delirium evidens filosofo indignum[213].

– Вы отвергаете ньютоновскую[214] и картезианскую систему![215] – вознегодовал дон Рафель.

– Естественно. Идеи Коперника[216] обязан отвергнуть любой благоразумный и верующий человек… Надеюсь, что их отвергаете и вы.

– Боюсь, что это не так. Я знаю, что мы движемся вокруг Солнца. Вы читали, что об этом говорит Далмасес?

– Ложь на лжи. Далмасес следует за Коперником, поскольку у него нет другого выхода.

– Далмасес, господин хороший, основывает свои теории на наблюдениях.

– Ну что ж, надеюсь, вы меня просветите, что у него за наблюдения такие.