Ваша честь [litres]

Под вечер, когда тени усталого города становятся похожими на камни, из которых построены дома. Под вечер, когда солнце играет в прятки с горой Монжуик, а небо окрашивается в алый цвет, будто готовится к широкому гулянию. Под вечер, когда лавочники снимают фартуки, зевают от усталости и голода и, если им улыбнулось счастье, успевают ущипнуть подручную за мягкое место. Под вечер, когда крестьяне из Орты, Сан-Адриа, Сарриа и Оспиталета ложатся спать, чтобы затемно быть уже на въезде в Барселону, на телегах, ломящихся от криков и латука, зеленой фасоли, кабачков, перцев, помидоров для салата, чтобы пропитывать их соком хлеб или вялить их, первых образчиков зимних артишоков и поздних каштанов, а еще найдется такой проныра, которому удалось набрать и везти на рынок пять полных лукошек опят, лисичек, яичных грибов и маслят. Под вечер, когда высокие окна Кафедрального собора служат приютом для воркующих голубей, которые готовятся провести в их укрытии еще одну холодную и ветреную ночь. Под вечер, когда дозорные во время обхода зажигают смоляные факелы, прикрепленные к крепостной стене, чтобы бульвар Рамбла мог задремать в их неясном свете. Под вечер, когда матери подходят к окнам и с криками, достаточно раздраженно, зовут детей домой, «пора ужинать, вас ждет вареная капуста или батат». Под вечер, когда дозорные лениво готовятся совершать обход и слуги во дворце Массо бегают по всему дому, зажигая свечи, канделябры и камины, точно так же как и слуги во всех остальных особняках и дворцах Рамблы или улицы Ампле. Под вечер, когда можно украдкой подсмотреть, проходя мимо домов, через щелочку света, что там затеяли. Под вечер, когда улицы становятся безлюдными, а город негостеприимным и настает смутный час, темный час встречи с недобрыми людьми, дон Рафель Массо-и-Пужадес, верховный судья Королевской аудиенсии Барселоны, велевший остановить карету на стратегически выверенном расстоянии, подходил к порталу Санта-Анна. Он обратил внимание на то, что небо было необыкновенно тихое и солнце еще не совсем скрылось. Над париком его чести подмигивал Альдебаран, но тот не обратил на него внимания. Нетерпеливой тростью он три раза постучал в обветшалую дверь третьего дома, и, словно его кто-то дожидался, створка окна наверху раздраженно хлопнула об стену. Старуха с глазами, как у хорька, следила за доном Рафелем из своей норы.

– Я ищу художника по имени Тобиас.

Женщина захлопнула окно, стараясь наделать, как можно больше шума, как будто ей хотелось объявить всем соседям, что в ее сети попался еще один «доктор». Ни малейших признаков жизни. Дон Рафель нетерпеливо вздохнул. Ему совершенно не улыбалось проводить время в ожидании в темном переулке. Когда он начал серьезно взвешивать доводы в защиту возможности достойного отступления, «и все встанет на свои места», дверь подъезда открылась, и та же самая старуха, которая выглядывала из окна, ткнула в сторону дона Рафеля пальцем, кривым пальцем, как будто обвиняя его:

– В конце коридора. Там, где свет горит. Можете войти без стука. – И нахально протянула руку.

Дон Рафель, не ожидавший такого поворота, долго рылся в карманах, пока не нашел реал. Он бросил его на землю, чтобы унижение не казалось ему таким невыносимым. Пока женщина шарила в поисках монетки, дон Рафель шагнул в длинный, темный, нищенского вида коридор. В одной руке он нес сверток в форме цилиндра, а другой – прикрывал нос платком. Он дошел до двери, из-за которой исходил тусклый свет, и, следуя инструкциям старухи, открыл ее, не постучав.