Ваша честь [litres]

Если бы донья Марианна узнала, что ее муж ходил по делам на пласа дель Пи, она бы удивилась. Если бы до ее сведения довели, по каким именно делам он туда ходил, она бы упала в обморок. А если бы ей показали эти гравюры, она бы просто умерла. Однако ее здоровье не подвергалось ни малейшей опасности, поскольку в тот момент она давала последние распоряжения слугам; она спросила Ипполита, где хозяин, и, не добившись внятного ответа, отправилась в семейную часовню перебирать четки с доньей Розалией Ферререс перед чтимым образом Блаженного Иосифа Ориолы. Донья Марианна и ее подруга провели вместе добрую половину дня в беседе о последних скандалах, происшедших в Барселоне. Всем видом своим говоря, «о боже, какой скандал», донья Розалия позволила себя убедить вступить в состав Дамского комитета по делам изменения маршрута Пасхальной процессии, с преувеличенной бодростью надеявшегося достичь, уже в текущем году, той цели, с которой он был создан. Как будто никто знать не знал, что о себе воображал сеньор епископ, прости господи; как будто никто и не догадывался, что каноник Пужалс, который на самом деле всем верховодил, в этом вопросе не уступит ни на шаг. Истощив эту тему, дамы перешли к анализу литургических возможностей продвижения в обществе, дарованных новогодним молебном во славу Господа, на который донья Марианна возлагала большие надежды, так как супруг подтвердил ей, что они оба будут сидеть в первом ряду, в креслах, в то время как умиравшей от зависти донье Розалии придется стоять всю службу на ногах в центре собора.

Дом Массо, дворец Массо, в эти предвечерние часы был погружен в привычную спячку. Холод и сырость овладели им начиная уже с первых дождей, чтобы держать его в лапах до тех пор, пока не расцветет миндаль в предместье Сан-Мартин-де-Провенсальс, где миндальные деревья расцветают в самую последнюю очередь. Поэтому Ипполит давал распоряжения всем девушкам и Селдони, чтобы они разожгли огонь во всех каминах и во всех трех жаровнях, чтобы жизнь в этом особняке со слишком высокими потолками стала чуть более сносной. Но никто во дворце: ни Ипполит, ни Селдони, ни Турок, клевавший носом у огня в столовой, ни Агнес, ни Эулалия или Рамонета, ни, уж конечно же, донья Марианна или донья Розалия – ни за что бы не обратил внимания на женщину, которая уже некоторое время бродила туда и сюда по улице Ампле, посматривая на дом Массо. Она бросала взгляды на садовую изгородь, затем – снова на ворота, и взгляд у нее был пристальный, как у человека, который уже давно смекнул, чего хочет достигнуть в жизни, но в последнюю минуту она, казалось, не решалась предпринять что-то никому не известное. А ведь уже начинало темнеть. Но женщина с пристальным взглядом, по-видимому, не особенно боялась темноты.