Ваша честь [litres]

– Стихи какие-то, – заключил он, положив книжку на колени.

– Да, господин маркиз.

– По-каталански пишет. Он, часом, не республиканец?

– Да что вы, господин маркиз! Он верный слуга его величества.

– Но почему я должен вам верить? – спросил маркиз после небольшой передышки, которой воспользовались дрова в камине и весело затрещали. – Может статься, ваш сын, хоть он вам и сын, – убийца.

– Ни в чем не повинного человека вот-вот казнят…

– Вот этого не надо! – рассердился маркиз. – Правосудие – оно… – он задрал голову, чтобы отыскать слово в завитушках и узорах на потолке, – оно, оно… правое. Справедливое. Или вы себе воображаете, что те, кто будет его судить…

– Они уже сейчас его судят, – осмелился перебить маркиза маэстро Перрамон.

– И что вы тогда тут делаете?

– В зале суда я ничем не смог бы ему помочь… Однако… Разве вы не допускаете мысли, что правосудие может ошибаться, сеньор маркиз?

– Еще чего! Эка, эка!.. Да как бы вы… Матеу!

– В день концерта, – сделал отчаянный выпад маэстро Перрамон, – мой сын был у вас в гостях.

– Здесь, во дворце?

– Его привел с собой господин Ферран Сортс. Они большие друзья.

– Так почему бы за него не похлопотать господину Сортсу?

– Он в отъезде. Я отправил к нему курьера, но он еще не вернулся.

– Послушайте… Если суд уже вынес приговор… я… Нет, решительно нет.

Маэстро Перрамон встал. Жар пламени камина уже не обжигал его. Он был печален и сердит: «Теряю тут время, а мог бы быть рядом с Андреу, он бы увидел меня и почувствовал, что не одинок». Говорила ему Тереза, что это пустая трата времени. Маркиз, увидев, что его гость уже встал на ноги, снова замахал тростью, как шпагой, и, пару раз потыкав ею в противника для тренировки, нанес ему решающий удар в сердце, и приказал:

– За фортепьяно, сударь: вы мне обещались.

– Нет, господин маркиз. Если вы отказываетесь мне помочь, я…

– Да как вы!.. – В приступе бешеной и всеобъемлющей ярости маркиз чуть не вскочил чудесным образом со стула для того, чтобы еще более чудесным образом дойти до места, где стоял этот невежа, и влепить ему пару пощечин. Но все же маркизу хотелось послушать музыку, а потому он хитроумно замаскировал досаду и, вместо того чтобы велеть Матеу «выставить за дверь этого нахала, который решил, что раз у меня ноги не ходят, так и пошло-поехало», решил, что будет лучше сказать: – Постойте, постойте, постойте! Подождите. Если вы мне что-нибудь сыграете, я предприму… сделаю какой-нибудь шаг – не стоило его понимать буквально – ради вашего сына. Я переговорю с верховным судьей.

Маэстро Перрамон схватился за эту соломинку, хотя она и попахивала каленым железом, поскольку пианистом он был весьма посредственным. Он попытался выкрутиться, мол, «господин маркиз, премного благодарен, я был бы счастлив, ваш покорный слуга, рад служить вам, я у ваших ног, господин маркиз, рад бы вам услужить, но я уже так давно не садился за инструмент, да никогда толком и не умел играть, господин маркиз, и не решаюсь ничего исполнить», но для господина маркиза де Досриуса все эти объяснения были как об стенку горох, и он приказал Матеу сопроводить их в концертный зал, в самый сокровенный уголок, где красовалось фортепьяно, на котором еще недавно играли маэстро Видаль и Сортс-младший. Стены комнаты украшала драпировка, три живописных полотна, две книжные полки и шкаф с различными духовыми инструментами. Трепеща, маэстро Перрамон уселся за фортепьяно, настойчиво пытаясь восстановить в памяти какую-нибудь пьесу из тех, что он играл давным-давно, потосковал об Андреу, с досадой утер слезы, мешавшие ему думать, и каким-то чудом, словно посланная ангелом-хранителем, ему припомнилась простенькая, коротенькая мелодия Вольфганга Моцарта из Зальцбурга. Он очень дурно, через пень-колоду, сыграл ее, а когда закончил, маркиз ничего не сказал; тогда маэстро Перрамон нарушил молчание и предложил привести к маркизу капельмейстера: «Пусть он вам сыграет…»

– Можете идти.

– С вашего позволения, господин маркиз, когда мне вернуться, чтобы осведомиться, к чему привели наши хлопоты?

– Какие хлопоты?

– Вы обещали мне похлопотать, господин маркиз… Поговорить с верховным судьей.

– Ах да, – без особой радости отозвался маркиз. Он было и запамятовал. Он постучал тростью об пол. – Но вы-то ведь обещали, что сыграете.

– Я сделал все, что мог, господин маркиз.

– Ну что ж. Я тоже сделаю, что смогу. – Два сухих удара тростью об пол. – Приходите завтра.