Ваше Величество Госпожа Рабыня

Проголодавшийся Брызгалов — а что проголодался он не на шутку, майор это почувствовал только вонзая вилку в перепелиную тушку — с отстранённым любопытством следил за разговорами нетрезвых соседей: скорее из чувства долга, чем надеясь услышать что-нибудь полезное для ведущегося им расследования.

Алла Анатольевна, свесив голову на спинку пустого, оставленного для Игоря Олеговича, стула, полудремала во главе стола — пьяная и одинокая. Гости, назойливо теснящиеся подле неё в начале трапезы, более-менее искренне выразив все положенные соболезнования, рассеялись в общей хмельной круговерти, а близкой подруги, которая захотела бы её опекать, у вдовы, увы, не нашлось.

Яновский, заметив состояние Аллы Анатольевны, тихонько сказал майору: — Геннадий Ильич, нам, кажется, пора. Я сейчас попробую вывести Аллочку на террасу, а вы минут через пять, чтобы не привлекать внимания, присоединяйтесь к нам.

Произнеся это, Андрей Игоревич подошёл к вдове, наклонился и, одновременно что-то шепча ей на ухо и тормоша за плечи, смог-таки оторвать Аллу Анатольевну от стула, к которому, казалось, она уже приросла. Затем, правой рукой обняв женщину за талию, а левой поддерживая под локоть, повёл госпожу Бутову-Кузнецову к выходу на террасу.

Выждав несколько минут и приняв "посошок" на дорогу, Геннадий Ильич последовал за ними.

Алла Анатольевна, полулёжа в плетёном кресле, мелкими глотками пила кофе из чашки, которую пристроившийся рядом Яновский периодически подносил к её капризно кривящимся губам. При этом, как привередливого ребёнка, уговаривая особенным "взрослым" голосом: — А теперь, Аллочка, глоточек за маму. Умница, хорошо. И за папу. Молодец, девочка. А сейчас за дядю Андрюшу. Как? За дядю Андрюшу не хочешь? И правильно! Он нехороший дядя. Лучше за дядю Гену. Вот так. Молодец! Любишь дядю Гену? А теперь снова за маму…

Слегка пошатывающийся Брызгалов, последний "посошок" оказался, пожалуй, некоторым перебором, увидев эту трогательно-абсурдную сценку, положил ладонь на перила террасы и пьяновато сыронизировал: "Ишь, Алла Анатольевна! Лавры Верочки Сидоренко тебе не дают покоя? Тоже не прочь сыграть "в малышку"?" Однако, приглядевшись внимательнее, понял: ирония здесь совсем не уместна — играть во что-то или в кого-то женщина сейчас была совершенно не способна. На террасе её окончательно развезло, и если в данной ситуации кто-то и играет, то только Яновский. Правда, непонятно зачем — оценить его игру госпожа Бутова-Кузнецова не могла.

Андрей Игоревич, заметив майора, ничуть не смутился его присутствием, а просто, как хороший актёр, повёл сцену на два голоса. Одним, нарочито "взрослым", продолжил уговаривать Аллу Анатольевну сделать ещё глоточек "за маму", "за папу", "за дядю", а другим, своим натуральным, обратился к Брызгалову:

— Геннадий Ильич, как по-вашему? Вызвать Аллочкиного шофёра? Или немножечко подождать, пока она малость оклемается, и — самим? Дождь сейчас прекратился, не знаю, правда, надолго ли, а прогуляться по воздуху ей было бы очень полезно…

— Андрей Игоревич, вы с Аллой Анатольевной знакомы давно — а спрашиваете у меня? Как, как? — конечно, лучше бы прогуляться! — но она сейчас в таком состоянии… боюсь, что нам её всю дорогу придётся нести на руках… и кофей ваш вряд ли поможет…

— Не скажите, Геннадий Ильич. Я в него добавил несколько капель нашатыря — старое, знаете ли, народное средство. Думаю…

Но что по этому поводу думал Яновский, майор не успел узнать. Алла Анатольевна неожиданно пришла в себя и заговорила почти трезвым голосом:

— Андрюша — дай. Я сама.

Выразив своё желание, женщина взяла чашку из рук Яновского, отпила несколько глотков, поставила опустевшую посуду на расположенный слева декоративный — под Хохлому — столик, подняла голову и, заметив Брызгалова, потянулась к сумочке с косметичкой.

— Геннадий Ильич, пожалуйста, отвернитесь. На минуточку. Вид у меня сейчас — представляю! Андрюша — и ты. Хоть и свой — но всё-таки.

Мужчины отвернулись. Алла Анатольевна достала из косметички зеркальце, щётку, пудру, помаду, тушь. Для того, чтобы привести в порядок внешность, ей потребовалось всего несколько быстрых точных движений — умение, дающееся, видимо, от природы, ибо им располагают очень немногие женщины.

Чуточку поколдовав над лицом и причёской, Алла Анатольевна отрезвела до такой степени, что к Брызгалову с Яновским обратилась уже вполне уверенным полнозвучным голосом:

— Господа, не проводите? Сейчас уже, — женщина показала на полуоткрытую дверь, из-за которой доносился гул дошедшего до соответствующей кондиции застолья, — не поминки Игоря, а обыкновенная пьянка. И я там ничуть не нужна. Напротив — мешаю. Да и самой, если честно… вообще-то, — Алла Анатольевна немного виновато, но больше по заговорщицки лукаво глянула на мужчин, — напиться хочется. И я сегодня напьюсь. Обязательно. Но только не здесь. Не с ними. — Жест рукой в сторону двери. — Так что, господа, нетрезвой женщине — как? До дому дойти поможете? А то на машине что-то не хочется… а вот пройтись… проветриться…