– Солнце же есть, и луна есть, – вслух произнёс он, не давая упрямой иной параллельной мысли проникнуть в его постройку, – утренний восход, вечерний закат, смена времён года. Смена фаз луны. Всё есть. Планеты пусть себе влияют на судьбу, если кому-то очень такое надо. Чего ещё? Довольствуйся тем, что тебе перепадает и благодари прекрасную жизнь за то, что она продолжается… Но нет
«Замучит это ощущение утраты, и, пускай, кто-то пытается нас убедить, будто ничего особого не произошло», – закончил он жгучую мысль уже про себя.
Напомним: профессор Предтеченский внутренним взором представлял, конечно же, не звёзды, гипотетическая потеря которых возникла чисто предположительно и беспредметно, но не без сопряжения с большими трудностями. То просто логическое упражнение, чисто для сравнения. Аллегория, что ли. Не звёзды, а всего-навсего лишь утраченная гемма, портрет на камешке – простенькое и крохотное напоминание о вовсе непростом и, может быть, величайшем из всего, пребывающего на этом свете, – вот причина волнения. Ну, не столь уж великом. Не надо великого. Самое нужное, вот оно, вот о чём напоминало изображение на гемме. Клод Георгиевич долго и с незатухающей любовью хранил это напоминание о самом нужном для него человеке вполне материально. Постоянно оно было с ним. Пусть – в шкатулке, пусть даже очень редко видимое. Но действительное, живое существо, изображённое на простеньком предмете, бывает заметным ещё реже. Да что и говорить – уже никогда не будет оно видимым воочию. Одна лишь память, исключительно, и только она способна вызвать таинственное присутствие. А теперь вышло невзначай такое вот событие: даже этого, единственного, ничтожно малого материального изображения, посредника между памятью и жизнью – нигде нет. И оно вдруг тоже ушло в царство Мнемозины. Предмет-напоминание о самом нужном, и он – только лишь в ненадёжной памяти.
Трудно, конечно, сочувствовать Клоду Георгиевичу, поскольку мы по-настоящему не посвящены в тайну камешка с портретом. Мы едва-едва прикоснулись к ней, да и то – одной робкою догадкой. Поэтому и посчитали её вполне тривиальной. Раз что-нибудь на что-нибудь похоже, значит оно тривиально. Однако не запрещено и нам вернуться к профессорской мысленной параллели и аллегории насчёт утраты звёзд на куполе небесном, чтобы на чуточку пробудить наше искреннее сочувствие. Действительно, возьмите (опять лишь только для сравнения), да представьте, будто все небесные звёзды, те, будто никчёмные вещицы, удалились. Исчезли. И что это оно, которое исчезло? Возможно, и они тоже, и без сомнения, есть не что иное, как напоминание нам, людям – о чём-то вопиюще нужном для каждого из нас. Ведь ясным светом они постоянно дают понять, что в каждый данный момент мы видим жизнь, проистекающую теперь, вчера, и много миллиардов лет назад – одновременно. Не просто так ведь нам об этом свидетельствует дружное свечение разных эпох. Вот мы сказали: «вопиюще нужное». Что оно именно? Не знаем. Не можем знать, поскольку ни вы, ни мы – никогда не видели его воочию. Мы бездоказательно догадываемся о его существовании. Вообще мы по большей части обо всём только догадываемся. А ничтожными знаниями себя мы только тешим. Но дальше, дальше. Вот вы попробовали представить удаление всех звёзд, всех до единой, исчезли они, и у вас в тот же миг не стало видимого повода для обращения внимания на самое нужное. Даже зацепка для догадки исчезла. Ничто кроме памяти не сохранит убегающий в небытие повод. Память о напоминании. Уж очень что-то зыбкое теперь пребывает с вами, и забыть его уже совсем ничего не стоит. Мы и без того редко прибегаем к памяти, мало чего в ней сохраняем, если нет для того повода. А тут и повод – возьми, да тоже туда, в память окунулся, оставаясь в её потёмках. Чем же достать его оттуда?
И не пребудет у вас теперь даже той спокойной уверенности в том, что сойдут облака или кончатся белые ночи, и готово – звёзды вновь появятся у вас над головой и о чём-то напомнят. Мы же привыкли к тому, что светлые и колкие пятнышки наличествуют испокон веков. Значит, и должны быть. А вдруг оно не точно так. Мало того, при всём при том не стало и уверенности в их скором возвращении. Только зыбкая, короткая и ускользающая память о былом существовании звёзд заменит вам ту спокойную уверенность насчёт облаков и белых ночей. Смотришь в ночное безоблачное небо, а там ничего и нет. Случай такой произошёл, акция, вами не предусмотренная: погасло всё. Один марс какой-нибудь торчит, и больше ничего. Что же произойдёт завтра и в дальнейшем вашем бытии, когда вам уже действительно ничто не напомнит о главном, о самом нужном? А вы, о, Господи, никогда и не видели его, хотя вам регулярно и неназойливо о нём напоминали эти уже навсегда зашторенные звёзды. Как жить без него, без главного? И никакой планетарий не поможет.