Мы с Васей сидели на скамейке около Ильича и думали.
Ильич стоял рядом во весь рост на гранитном постаменте, держал в руке кепку и щурил глазки.
Я был в пальто и без галош.
Вася – наоборот.
Но мы крепко сжимали в руках кепки и щурили глазки.
Подошел Николенька. Сел спиной к Ильичу и тоже глазки сощурил.
Воображает, будто думает.
А кепку не снял.
Вот пижон!
Так мы ему поверим – держи карман шире!
А ведь сколько таких николенек прибилось к нам во время революции.
Жаль, Ильич не разглядел их вовремя, а то б давно при коммунизме жили!
Яблоко
Архимед с Ньютоном и Лаар[38]
с Нуттем[39] к Васе за советом не обращались.А зря. Вася тоже задумывался – куда погрузить, откуда вытолкнуть, не говоря уж о яблоках и правах человека.
– Есть человек – есть права, – сказал как-то Николенька.
Вася с Николенькой согласен:
– Иначе чего бы он был, если права нет?
Лаар с Нуттем говорят, что права человека в Эстонии не нарушаются.
Вася согласен и с Лааром, и с Нуттем:
– Надо определить, кто человек, а кто нет – и споры о нарушении прав прекратятся.
Если по Дарвину, то кто от обезьяны – тот и человек.
Николенька сказал, что это неправильно.
Вася считает, что Дарвина не надо обижать. Может, кто без прав – тот не от обезьяны? Историки прослеживают. Конечно, если у некой личности предки в довоенной Эстонии не жили, то проследить невозможно. А коль невозможно, то у неграждан нет никакого права требовать прав. От кого ты произошел? – вот в чем вопрос.
– А при чем здесь яблоко?
– Кушать хочется. Или права нет?
К вопросу о языке
Антс учился в эстонской школе и поэтому имеет право ничего не знать.[40]
Николеньке закон такого права не дает.
Поскольку Николенька ничего не знал ни про фон Байера,[41]
ни про Якоба Хурта,[42] ни про болота, ни про горы, то ему не дали начальной категории по знанию эстонского языка и уволили с места приемщика стеклотары "за несоответствие занимаемой должности".Николенька обиделся на всех эстонцев и потребовал от подвернувшегося под руку Антса компенсации за моральный ущерб.
Антс отказался.
Между ними разгорелась ссора на национальной почве.
Антс доказывал, что Мунамяги[43]
выше Казбека. Николенька насчет Казбека не брался спорить, но утверждал, что и Джомолунгма и Эверест в два раза выше Мунамяги.Насчет великих рек, Антс знал Эмайыги[44]
и Волгу, а Николенька еще про Миссисипи слышал.Тут пришел Вася. У него с собой было пять флаконов «Тройного». Антс достал бутылку контрабандной Русской водки и закрыл пункт на учет.
Спустя пару часов, Николенька читал Антсу свои стихи в переводе на эстонский, а Вася, восседая на пустом ящике, размахивал руками и пел:
– Йо, сыбер, йо…[45]
Консенсус был достигнут.
Вы спросите: "При чем тут национальная почва и вопросы о языке?"
Вот и я спрашиваю:
– При чем?
Иностранец
В детстве я мечтал стать иностранцем, как негр.
Иностранцам завсегда – и почет, и уважение, и все, все, все…
Когда у нас людей принялись делить по тому, где чья бабка проживала,[46]
кто на каком языке говорит, кто эстонец, а кто сам по себе, то у меня и бабка, и язык, и этническая принадлежность оказались не те. Мечта детства неожиданно обернулась явью: мне дали специальный паспорт,[47] в котором написано, что я – иностранец!Мы с Антсом стали сравнивать паспорта.
У моего паспорта обложка по цвету – противней некуда, но по содержанию он – гораздо богаче! У Антса – фотография, и все. А в моем – все подробно, вплоть до цвета зубов расписано!
Сразу видно – иностранец!
Я показал паспорт Васе и сказал:
– Во! Здорово ребята придумали!
А Вася сказал:
– Ха! Это не ребята придумали, это так у зэков в личных делах расписывают.
Я огорчился. Спрятал свой иностранный паспорт. Но тут подошел Николенька и сказал что, зато я могу, как Антс и все эстонцы, депутатов в Городское собрание избирать.
А Вася сказал:
– Подумаешь. Он их изберет, а другие депутаты его депутатов переизберут![48]
По мнению других депутатов, его депутаты плохо эстонский язык знают – законы нарушают, как зэки.И начали они спорить!
Я слушал, слушал и подумал:
– Хорошо, что я не депутат и не зэк, а иностранец, как в детстве мечтал!
Как Антс Нуття из мозгов вышиб
Сидит как-то Антс дома на диванчике, "Postimees[49]
" перелистывает. Вдруг, чувствует – что-то ему в голову ударило. В глазах потемнело, газета из рук выпала, в мозгу засвербело, заклокотало, и все его тело с макушки до пят прошиб громовой голос:– Что ж ты, Антс, унижаешь свое эстонское достоинство – каждый день с Васей на русском языке разговариваешь?
Испугался Антс. Побледнел. По сторонам оглянулся – нет никого. А голос громче:
– Эстонцы – не рабы, чтобы с иностранцами на иностранном языке разговаривать!
Понял Антс. что это у него Нутть[50]
между извилин запал. Погрустнел, опечалился, оправдываться начал:– Так… Ну… Вася по-эстонски не обучен, не поймет…
– А ты его интегрируй![51]
– приказывает Нутть.Антс совсем сник. Но, делать нечего – надо подчиняться, а то, не ровен час, самого в иностранцы определят.