Василий Алексеев

— Т-товарищи с-солдаты! — начал он, заикаясь, и заметил, что незнакомое обращение «товарищ» поправилось солдатам, некоторые одобрительно закивали головами, запереглядывались между собой. — Да, я говорю вам «товарищи», как принято обращаться друг к другу у нас, в партии большевиков, как будут называть друг друга граждане того светлого общества, которые мы создадим после революции. Я называю вас товарищами, хотя вы не заслуживаете этого, а тем более имени «друзья», как сказал товарищ Краузе…

Солдаты задвигались, заволновались.

— Обидно слышать такое? Обижайтесь. Вчера на Невском проспекте, на Знаменской площади, на других улицах Петрограда вы вместе с «фараонами» предательски расстреливали восставший народ. И за это рабочий Питер проклинает вас, правильно говорил тут ваш командир.

Строп угрюмо молчал, многие солдаты насупились, опять опустили головы. Алексеев перевел дух, помолчал, продолжил радостно:

— Вчера — я видел это своими глазами — солдаты четвертой роты Павловского полка в благородном порыве негодования подхватили славное знамя Великой Российской Революции, поднятое рабочими Петрограда. С неслыханной храбростью, почти безоружные, вышли павловцы на улицы с клятвой друг другу — умереть или победить. Потому что лучше умереть, чем убивать своего брата — рабочего. Потому что у нас есть все шансы победить, если вы, солдаты, соедините свою силу с силой сотен тысяч питерских пролетариев. Питерские пролетарии восторженно приветствуют подвиг павловцев! Сегодня русский народ узнает о вашем подвиге и простит вас, скажет вам свое спасибо и пошлет земной поклон за то, что вместе с павловцами вы первыми из русских солдат встали в общие ряды борцов за народную свободу!..

Вчера павловцы стреляли в народ, сегодня они с народом. Вчера волынцы стреляли в народ, сегодня они с народом! Это неслыханная победа! Но еще служат царскому правительству измайловцы, преображенцы, Литовский и другие полки… Пойдем же к нашим братьям и скажем: вставайте в наш строй! Добудем себе волю и хлеб! Добудем себе счастье и прекрасное будущее! Долой царскую монархию!

Опять кричали «ура», опять кидали в воздух папахи, опять палили в воздух, но Кирпичников быстро успокоил команду. Горнисты заиграли тревогу. Часть взводных командиров и солдат направилась подымать остальные роты полка. Двор быстро наполнялся колючей щетиной штыков. Вышли 4-я рота батальона, затем 1-я и 2-я, подготовительные учебные команды. Открыли батальонный цейхгауз, раздали невооруженным винтовки и патроны. Когда весь Волынский полк был в сборе, решили идти сначала к преображенцам и быть готовыми к любому повороту событий…

Сообщив о восстании Волынского полка на Путиловский и в райком партии, Краузе и Алексеев пошли с ними «снимать» другие части.

Преображенцы готовились к строевым занятиям, только что выстроились на плацу, когда с песнями и шумом к их казармам приблизились волынцы. Почувствовав что-то неладное, офицеры приказали увести солдат в казармы. Но и солдаты почуяли необычность про исходящего, липли к окнам, возбужденно обсуждали, что бы это значило — красные флажки на штыках волынцев? И где их офицеры? А волынцы, смяв караул, уже вошли во двор казармы, громко крича, рассказывали о восстании, звали идти вместе. Кто-то даже грозил, что в противном случае будет открыт огонь.

Унтер-офицер 4-й роты Преображенского полка Федор Мануйлович Круглов понял суть происходящего быстрее всех.

— Братцы, — закричал он. — Вчера восстали павловцы! Сегодня восстали волынцы! Они идут с народом! Чего же мы — предадим их?! К оружию!..

Рота кинулась во двор, взломала патронный склад, разобрала винтовки и понеслась в объятия волынцев, с ними двинулась к Кирочной улице, где размещалась третья рота преображенцев, а потом уже все вместе — к Литовскому полку.

Уже два полка строем, с музыкой шли к литовцам, шли торжественные, радостные и на штыках у многих солдат — виданное ли дело? — трепыхались красные флажки.

Из подворотен на улицу валом валил народ. Обыватели стояли вдоль тротуаров, судачили, многие рабочие шли рядом и их становилось все больше.

— Братцы! Теперь нам никакой царь не страшен! Вишь, сколько солдатов и все с ружьями!

— Не кажи «гоп», пока не перепрыгнешь… Настоящие-то солдаты не тут, а на фронте. Вот замирится наш царь с немецким Вильгельмой, да пошлет армию в Питер…

— А ты не боись, там такие же, как мы, люди.

— Наша берет!..

И с Литовским полком сговорились. Разобрав все оружейные склады, что оказались поблизости, теперь ужо три полка серой рекой текли по Литейному проспекту в окружении тысяч рабочих, которые вооружались на ходу. Звенели стекла витрин оружейных магазинов, на улицу передавали ружья, револьверы, кортики, кинжалы, сабли. Их тут же расхватывали, и оттого у людей прибавлялось еще больше смелости и отчаянности.

— На Выборгскую! К Московскому полку, к московцам! — раздавались призывы.

Па подходе к Шпалерной улице к Алексееву подбежал солдат.

— Слышь-ка, ищу тебя, потерял совсем. Ты вчера на Знаменской был, али как?

— Был.