Василий Алексеев

— А м-мне не н-нравится твоя фил-лософия и б-быть твоим р-рабом я не желаю!.. — Алексеев стал заикаться. «Волнуюсь. Надо успокоиться», — сказал он себе. Помолчал. — Выход? Борьба. Какими средствами? А всеми. Говоришь — «убью»? А если я тебя? Ах, ростом не удался. Да я тебя в момент заломаю, только кости треснут. Книг на тыщу меньше прочитал, это верно. Но я буду знать больше твоего! И сравняюсь с тобой, и обгоню. Разве я виноват, что родился за Нарвской заставой, в деревне Емельяновке и отец мой грамоте не учен? Сравняюсь, Шевцов, потому как и волей я не слабее тебя. А ты мне и мне подобным отказываешь в этом. Не выйдет, раскрасавец ты наш. Ну, а про бессмертие — это я так, пожалуй, для красоты сказал. Хотя хочется мне, чтобы люди помнили обо мне долго-долго… Но не мечтами об этом я занят, а делами. У меня просто времени нет думать о таких штуках. Мне дан жизненный капитал, и я хочу получше использовать его, получше. Что это значит? Это значит, не тратить бесценного времени на пустяшные дела, а тратить его на завершение той жизненной задачи, которую я себе поставил. Что это за задача? Это революция, это борьба за то лучшее, что должна приносить человеку жизнь. Я хочу устранить из жизни нужду, пороки, преступления, насилие одного человека над другим, подлость, невежество, грубость… Все, что убивает человека, унижает его. И я не жду ничего лучшего от жизни, а только от самого себя. Работать, работать, работать ради этого — вот вся моя идея. И ты не вставай на дороге, когда я иду с нею, ты не трожь ее — убью. Понял?

Шевцов рассмеялся.

— Я — «убью», ты — «убью»… Это я давно понял. Но ты так ничего и не ответил мне по сути.

— Причем тут слова? Я делом отвечу. Жизнью. А в твоем Всерайонном Совете мы работать не будем, это ты знай. И к нам в район нос не суй со своими идейками, понял?

— Очень жаль, очень жаль, — ответил Шевцов. А про себя подумал: «Вот и прекрасно!»

III

— Вы — Алексеев? Здравствуйте. Мне с вами поговорить надо. — Черноволосая смуглая девушка, брови вразлет, словно крылья ласточки, протягивала Алексееву руку.

Алексеев чертыхнулся, но руку пожал.

— Слушай, а может, как-нибудь в следующий раз? Ужасно тороплюсь.

Он спешил в клуб завода Лангензипена, где «трудосветовцы» без ведома районного оргбюро собрали молодежь для агитации в свой союз. Задержка была некстати.

— Что у тебя? Садись. Ну? — нетерпеливо спросил девушку.

Девушка была явно задета таким приемом.

— Мне Надежда Константиновна Крупская посоветовала встретиться с тобой. Но вы такой занятой… Я, пожалуй, пойду, — проговорила она, покраснев.

— Да постой ты! — остановил ее Алексеев. — Крупская? А что случилось?

— Ничего. Просто вчера Елена Дмитриевна Стасова познакомила меня с Владимиром Ильичем Лениным и Надеждой Константиновной. Говорили о молодежи, ну вот, она и посоветовала… Но раз ты занят… Я пошла.

— Да стой ты, вот тоже мне! — взял девушку за рукав Алексеев. — Ты кто такая?

— Ну, надо же, какой вы вежливый… Я — Люсик Лисинова, приехала из Москвы на VII Всероссийскую конференцию большевиков. С Еленой Дмитриевной мы давно знакомы, к тому ж она в ЦК отвечает и за работу с молодежью. Ну, вот и…

— Слушай, ты меня извини, — стушевался Алексеев. — Так бы сразу и сказала. Что же мне делать?..

Он поскреб затылок, взъерошил волосы.

— Мысль! Пойдем на завод вместе, а? По дороге и поговорим. Опаздываю.

И они пошли.

— Надежда Константиновна мне ваш районный союз молодежи хвалила и ругала председателя городской организации… Шевцова, кажется. Называла его мелкобуржуазным элементом, говорила, что такие, как он, пролетарскую молодежь развращают идейно… Ты мне скажи поподробней, в чем тут у вас дело?

А сама едва поспевала за Алексеевым, все подбегала, чтобы не отстать от него.

Горячась и волнуясь, Алексеев рассказал ей о Программе и Уставе «Труда и Света», но больше всего крыл Шевцова, себя и своих друзей — как могли проглядеть, что такой тип во главе организации оказался.

К началу собрания в клубе они опоздали. Стоя у сцены, речь держал Дрязгов, заместитель Шевцова. В зале сидело человек сто подростков.

— Вот ты теперь послушай, что будет городить этот «мек», — шептал Алексеев Лисиновой. — Про «голубое знамя молодости и невинности», про «светоч науки», про «силу молодости, исполненной стремления к красоте жизни»… Ну, что я тебе говорил? — толкал он ее в бок. — Это и есть «шевцовщина». А теперь посмотри на этих мальчишек. Рты пораскрывали и глотают все, что несет господин Дрязгов, и глотают… А это не шуточки. Эту чушь из их голов нам потом придется выколачивать…

Между тем Дрязгов свою речь закончил.

— А теперь прошу тех, кто разделяет идеи Программы и Устава пролетарской юношеской организации «Труд и Свет», подходить ко мне и записываться, — и сел за столик рядом со сценой, опасливо косясь в сторону Алексеева.