Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте

25 октября 1958 года «Литературная газета» опубликовала двухлетней давности письмо редколлегии «Нового мира». Рядом помещена редакционная статья – «Провокационная вылазка международной реакции»[111].

Заголовок соответствовал пафосу статьи. Авторы утверждали: Пастернак лишь постольку стал нобелевским лауреатом, поскольку опубликовал за границей лживую книгу, провоцирующую ненависть к социалистическому государству. В качестве экспертного заключения использовалось письмо редколлегии «Нового мира». Отсюда следовало: для осуждения провокации нет нужды читать роман. Полемическая техника не изменилась со времен «дела Пильняка и Замятина».

Тема была развита «Правдой». 26 октября там опубликована статья известного публициста Д.И. Заславского – «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка»[112].

Заславский начал с личного оскорбления. Ждановская традиция. И вновь формулировал уже известный тезис: «Роман Пастернака – это политический пасквиль, а пасквиль – это не художественная литература».

Далее речь шла об актуальном политическом контексте. Пастернак, согласно Заславскому, «поддался тому гнилому поветрию, которое на самое короткое время пронеслось по некоторым затхлым углам советской литературы и оживило надежды засевших в ее щелях мещан».

Намек был прозрачным. «Гнилое поветрие» – многократно осужденные публикации «Нового мира». А также «Литературной Москвы». Далее – инвективы: «Но Пастернак ошибся. Редакция журнала “Новый мир” осенью 1956 года решительно отвергла его роман как явно антисоветский и антихудожественный, и в своем письме Б. Пастернаку, которое опубликовано вчера в “Литературной газете”, дала развернутую характеристику этого пасквильного сочинения».

Подразумевалось, что преступление – тиражирование антисоветской книги – совершено умышленно. Ранее преступник уже ознакомился с заключением экспертов: «Это было предостережением для Пастернака. Он не внял ему и передал рукопись своего романа за границу, где она выпущена в свет людьми, ставшими на путь открытой борьбы против социализма, использовавшими при этом недобросовестные методы».

Заславский доказывал, еще, что нобелевский статус давно не почетен. А теперь «награда из рук врагов Советской Родины выглядит как оскорбление для всякого честного, прогрессивного литератора, хотя бы он и не был коммунистом, даже не был советским гражданином, а был поборником чести и справедливости, поборникам гуманизма и мира. Тем тяжелее должно быть это оскорбление для писателя, который числятся в рядах советской литературы и пользуется всеми теми благами, которые советский народ щедро предоставляет в распоряжение писателей, ожидая от них чистых, идейных, благородных произведений».

Попрекнул Заславский лауреата былыми гонорарами и привилегиями. Оно и понятно – воспроизводил правительственное мнение. После чего буквально совет дал: «Если бы в Пастернаке сохранилась хоть искра советского достоинства, если бы жила в нем совесть писателя и чувство долга перед народом, то и он бы отверг унизительную для него как для писателя “награду”».

Совет, впрочем, сопровождался оскорблениями. А итоговый вывод повторял исходный тезис: «Но раздутое самомнение обиженного и обозленного обывателя не оставило в душе Пастернака никаких следов советского достоинства и патриотизма. Всей своей деятельностью Пастернак подтверждает, что в нашей социалистической стране, охваченной пафосом строительства светлого коммунистического общества, он – сорняк».

Имелось в виду, что сорняки выпалывают. Удаляют. Пастернаку грозили депортацией. Заславский использовал метафору, но та же угроза, как известно, воспроизводилась официально.

Речь шла не только о насильственном выдворении из СССР. Депортированный потерял бы навсегда связь с теми, кто был ему близок. Кроме семьи, да и тут не предусматривались гарантии.

Пастернак был сломлен. И не только он – все, кого заставили голосовать за его исключение из ССП. Метод традиционный.

Советскому правительству утверждение издательской модели стоило колоссальных репутационных потерь за границей. Но этим пренебрегли. Цель вполне оправдывала средства.

Ну а для Гроссмана, подчеркнем еще раз, инцидент стал мобилизующим фактором. Роман «Доктор Живаго» был опубликован и получил мировую известность, хоть в какой-то мере защитившую автора. Советский писатель все же перехитрил ЦК партии. Такой итог не предвидели многоопытные интриганы, знавшие, что Сталин иронически называл Пастернака «небожителем».

Пастернак сумел использовать свою репутацию, что и акцентировал полвека спустя Толстой: «Небожитель оказался стратегом».

Часть II. Сила противодействия

Заимствованный опыт

Ко второй половине 1950-х годов у советских писателей уже не было организационного опыта, необходимого для самостоятельной подготовки иностранной публикации. Вместо них такие задачи решали специально уполномоченные организации. Например, «Международная книга».