Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте

Стоит отметить, что даже в случае недовольства работой Тадеосян можно было обойтись без демонстративного оскорбления. Равным образом, избежать вопиющих «нарушений финансовой дисциплины». Простейший способ – с другим переводчиком заключить договор на перевод только второго тома. Подобные варианты соавторства нередко использовались в СССР.

Обратимся теперь к сказанному дочерью Кочара. Сопоставим и эту версию с библиографией.

Допустим, Кочар и впрямь мечтал, чтобы его роман перевел Гроссман. И даже, благодаря Тевекеляну, был знаком со своим кумиром.

Но тогда опять непонятно, почему не обратился сразу к Гроссману, а выбрал Тадеосян в качестве автора литературного перевода. Да еще и дожидался четвертого издания. Ну а дальше – те же противоречия, что относятся к липкинской версии. Кочару не могли разрешить по его капризу транжирить средства издательства. Аналогично – республиканского СП.

Версии Липкина и Кочар не только исключают друг друга. При сопоставлении с библиографией обе не выдерживают критики. Стало быть, ни одна из них не объясняет, почему Гроссману и Таронян – в нарушение всех правил – оплачивали новый перевод четырежды изданного тома. Причем вопиющие «нарушения финансовой дисциплины» даже не скрывали. Буквально – не считались с оглаской. Такое немыслимо в 1961 году.

Вывод очевиден. Распоряжение подготовить новый перевод и выбрать другие кандидатуры переводчиков отдано вышестоящей инстанцией. Причем той, которая обладала полномочиями санкционировать вопиющие «нарушения финансовой дисциплины».

В мемуарах Липкина есть косвенное подтверждение. Рассуждая о разговоре с переводчицей Асмик, мемуарист приписал ей характерный оборот – «республика оплатит…». Вероятно, не учел, что коннотации подскажут кому-либо догадку.

Не так уж трудно догадаться. В советскую эпоху цитированный выше оборот подразумевал с необходимостью, что расходы уже санкционированы на уровне администрации одной из пятнадцати республик Советского Союза. Понятно, что в данном случае – Армянской.

Однако до 1961 года в республиканской администрации не беспокоились о русском переводе кочаровского романа. И вдруг беспокойство возникло. Причем настолько сильное, что местному СП разрешили вопиющие «нарушения финансовой дисциплины». Это было возможно лишь при вмешательстве другой вышестояшей инстанции – ЦК КПСС.

Тогда вполне объяснимо, почему ереванские литераторы фактически игнорировали Гроссмана. Его кандидатуру в качестве переводчика навязало партийное руководство. Не только оскорбив при этом Тадеосян, но и введя в бессмысленные расходы издательство, а также местный СП. А это означало сокращение финансирования других литературных проектов.

Допустимо, что у коллег претензии были и к Таронян. Но тут имелось оправдание: переводчица лишь выполняла распоряжение вышестоящей инстанции. В подобных случаях отказ неуместен, даже опасен. А вот Гроссман – классик советской литературы. Подразумевалось, что мог бы и выбирать способы заработка.

Гроссман, судя по его письмам, не догадывался, почему ереванские литераторы избегают встреч с ним. Предполагал, что всему виной арест романа. Да и некогда было размышлять о специфике местного гостеприимства. Приходилось очень много работать. Московскому гостю надлежало скорейшим образом подготовить оба тома кочаровского романа к публикации, непостредсвенно с автором согласовав решения всех вопросов редактуры.

Были и конфликты. Они в письмах отражены. Гроссман редактировал оба тома по своему усмотрению, порою увлекался, пренебрегал исходным замыслом Кочара, особенностями его стиля.

Кочар, однако, всегда уступал своему переводчику. Необычная покладистость – для известного писателя.

В данном случае объяснение подразумевается. Дело не только в том, что Кочар «боготворил» Гроссмана. Он еще и подчинялся распоряжению вышестоящей инстанции. Так же, как армянский СП и местное издательство.

Значит, правомерен вопрос о причине, обусловившей распоряжение ЦК КПСС. Очевидно, что реализован некий план. Неочевидно же, в чем он заключался.

Объяснение вновь подсказывает контекст. Автор плана не собирался обижать кого-либо. Всем планировалось компенсировать ущерб.

Как известно, с 1957 года выдающиеся – по мнению советского правительства – достижения в области науки, техники, искусства отмечались Ленинской премией. Она заменила Сталинскую.

Трактовалось это как продолжение традиции. «Премия имени В.И.Ленина» учреждена еще в 1925 году. Присуждалась в течение десяти лет. Затем – перерыв и актуализация идеи, но уже с иным названием.

Очередная перемена названия вполне соответствовала реалиям хрущевской эпохи. Традиция вроде бы осталась, а имя Сталина не упомянуто. Результаты полагалось объявлять 22 апреля – в день рождения Ленина.

Про новую премию литературные функционеры узнали, разумеется, до официального извещения. Кандидатуры возможных претендентов лоббировали почти все республиканские СП.