Читаем Василий Шукшин. Земной праведник полностью

Вот в таком окружении представлял себе Шукшин Степана Разина. И было в романе еще много действующих лиц – казаков, посадских, бояр, стрельцов, колоритнейшие фигуры попа-расстриги, известного под именем «патриарха Никона», скомороха Семки, богомаза Алешки, князей Ивана Прозоровского и Семена Львова и множества других персонажей. Это целый мир – безграничное пространство допетровской России, широкое полотно, написанное мастерской рукой. Зная Шукшина – рассказчика, можно только изумляться, как управился он с таким количеством действующих лиц, с таким разворотом событий. Чуть ли ни в каждом эпизоде драматизм ситуации доведен до накала. Поражаешься игре воображения писателя, его способности поднимать градус действия. Откуда что берется! Конечно, многое подсказали исторические хроники. Например, о богатой шубе, которую выклянчил у Разина воевода Прозровский, писал еще Пушкин – его «Песни о Стеньке Разине» Шукшин знал со школьных лет:

Отдай, Стенька РазинОтдай с плеча шубу!Отдашь, так спасибо;Не отдашь – повешуЧто во чистом поле,На зеленом дубеДа в собачьей шубе.Стал Стенька РазинДумати думу:Добро, воевода,Возьми себе шубу.Возьми себе шубу,Да не было бы шуму.

Потом воевода жестоко поплатился за свою наглость и жадность: исторический факт. Но как расцветил Шукшин эту историю с шубой! Сотни три казаков сопровождают роскошную шубу, которую несут на высоком кресте: за ней целое шествие с веселой песней, следом посадские в ожидании скандала или выпивки. Им объясняют: шуба батьки Степана Тимофеевича замуж выходит. За воеводу… В ярости воевода выгоняет казаков, последними словами честит атамана, но шубу оставляет себе. Потом, через год, взяв Астрахань и пленив воеводу, Степан до конца отыграет это представление с шубой – с помощью казаков силой напялит ее на супостата и поведет на колокольню: так в нарядной шубе и грохнется боярин оземь. С озорством вершит Разин свой суд.

Потрясает сцена погони Разина за отступником Фролом Минаевым: догнал бы – несдобровать Фролу, но под Разиным спотыкается молодой конь, на всем скаку летит Степан о землю, теряет сознание, и кажется ему, что повешенный боярами старший брат Иван поднимает его с земли, ставит на ноги и ободряет. А, придя в себя, Степан понимает, что поддерживает его Фрол – тот вернулся, увидев, как летит с коня Степан. Но душевный порыв Фрола ничего уже не может изменить: между вчерашними побратимами начинается длинный тяжелый разговор, окончательно определивший их противостояние. Расстаются они уже законченными врагами. А потом Степан идет к своему виновато переступающему с ноги на ногу коню, обнимает его за шею и почему-то просит у него прощения… Это момент душевного очищения – Степан вышел из нравственного поединка с Фролом чистым перед своей совестью.

Много в романе батальных сцен и бойцовских схваток, жесточайших эпизодов кровавого разинского возмездия. И каждый эпизод выписан с кинематографической точностью, буквально по мизансценам разводит Шукшин героев в батальных сценах. Ясно, что работая над романом, он все время видит будущий фильм. Долгая режиссерская практика уже выработала у него чувство экрана, развила дар кинематографического видения. И Шукшин щедро проявляет его в романе. Потрясает сцена поминок по убитому в бою Стырю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культурный слой

Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая
Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

О Марине Цветаевой сказано и написано много; однако, сколько бы ни писалось, всегда оказывается, что слишком мало. А всё потому, что к уникальному творчеству поэтессы кто-то относится с благоговением, кто-то – с нескрываемым интересом; хотя встречаются и откровенные скептики. Но все едины в одном: цветаевские строки не оставляют равнодушным. Новая книга писателя и публициста Виктора Сенчи «Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая» – не столько о творчестве, сколько о трагической судьбе поэтессы. Если долго идти на запад – обязательно придёшь на восток: слова Конфуция как нельзя лучше подходят к жизненному пути семьи Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Идя в одну сторону, они вернулись в отправную точку, ставшую для них Голгофой. В книге также подробно расследуется тайна гибели на фронте сына поэтессы Г. Эфрона. Очерк Виктора Сенчи «Как погиб Георгий Эфрон», опубликованный в сокращённом варианте в литературном журнале «Новый мир» (2018 г., № 4), был отмечен Дипломом лауреата ежегодной премии журнала за 2018 год. Книга Виктора Сенчи о Цветаевой отличается от предыдущих биографических изданий исследовательской глубиной и лёгкостью изложения. Многое из неё читатель узнает впервые.

Виктор Николаевич Сенча

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное
Мой друг – Сергей Дягилев. Книга воспоминаний
Мой друг – Сергей Дягилев. Книга воспоминаний

Он был очаровательным и несносным, сентиментальным и вспыльчивым, всеобщим любимцем и в то же время очень одиноким человеком. Сергей Дягилев – человек-загадка даже для его современников. Почему-то одни видели в нем выскочку и прохвоста, а другие – «крестоносца красоты». Он вел роскошный образ жизни, зная, что вызывает интерес общественности. После своей смерти не оставил ни гроша, даже похороны его оплатили спонсоры. Дягилев называл себя «меценатом европейского толка», прорубившим для России «культурное окно в Европу». Именно он познакомил мир с глобальной, непреходящей ценностью российской культуры.Сергея Дягилева можно по праву считать родоначальником отечественного шоу-бизнеса. Он сумел сыграть на эпатажности представлений своей труппы и целеустремленно насыщал выступления различными модернистскими приемами на всех уровнях композиции: декорации, костюмы, музыка, пластика – все несло на себе отпечаток самых модных веяний эпохи. «Русские сезоны» подняли европейское искусство на качественно новый уровень развития и по сей день не перестают вдохновлять творческую богему на поиски новых идей.Зарубежные ценители искусства по сей день склоняют голову перед памятью Сергея Павловича Дягилева, обогатившего Запад достижениями русской культуры.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Николаевич Бенуа

Биографии и Мемуары / Документальное
Василий Шукшин. Земной праведник
Василий Шукшин. Земной праведник

Василий Шукшин – явление для нашей культуры совершенно особое. Кинорежиссёр, актёр, сценарист и писатель, Шукшин много сделал для того, чтобы русский человек осознал самого себя и свое место в стремительно меняющемся мире.Книга о великом творце, написанная киноведом, публицистом, заслуженным работником культуры РФ Ларисой Ягунковой, весьма своеобразна и осуществлена как симбиоз киноведенья и журналистики. Автор использует почти все традиционные жанры журналистики: зарисовку, репортаж, беседу, очерк. Личное знакомство с Шукшиным, более того, работа с ним для журнала «Искусство кино», позволила наполнить страницы глубоким содержанием и всесторонне раскрыть образ Василия Макаровича Шукшина, которому в этом году исполнилось бы 90 лет.

Лариса Даутовна Ягункова

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное