Борьба с лишёнными престолов суздальско-нижегородскими князьями была не только в военном, но и в моральном отношении очень трудной для Василия I. Тохтамыш за немалую мзду дал ему ярлык на Суздаль и Нижний Новгород, но это не меняло сути дела. Главная сложность состояла в том, что мать Василия I княгиня Евдокия была дочерью Дмитрия Константиновича Суздальского. Его сыновья Василий Кирдяпа, Иван и Семён доводились ей родными братьями, а великому князю Василию Дмитриевичу — дядьями. Расправа с близкими родственниками всегда была тяжким грехом и напоминала об участи святых братьев Бориса и Глеба.
Политические притязания в те времена всегда подкреплялись аргументами религиозного характера. Уход Тимура объясняли покровительством Богородицы Московскому княжескому дому. Но свои чудеса были и у соперников Москвы. Летописи сообщают, что весной 1401 года в Суздале были найдены спрятанные в тайнике в стене городского Рождественского собора Страсти Господни. Было объявлено, что эти святыни привёз из Константинополя архиепископ Дионисий, занимавший суздальско-нижегородскую кафедру в 1374—1385 годах. Этот энергичный иерарх принимал активное участие в борьбе вокруг митрополичьей кафедры и в связи
Вся эта тёмная история вызывает много вопросов. Имя Дионисия служило знаменем утраченной независимости Суздальско-Нижегородского княжества. Но зачем было Дионисию прятать святыни? И почему их нашли именно весной 1401 года? И кто был инициатором этой акции — Москва или Суздаль? И в какой мере обнаружение святыни было случайным, а в какой — нарочитым?
Так или иначе, но по распоряжению Василия I святыни были торжественно перенесены из Суздаля в Москву. Московский князь знал, как важно поднять дух народа религиозным действом. И на этот раз древние святыни призваны были воодушевлять народ для отражения ожидаемого нашествия Орды. Битва на Ворскле 1399 года неизбежно должна была повториться новым нашествием татар на Москву. Так оно и случилось. Несколькими годами позже, в 1408 году, всю Северо-Восточную Русь опустошило нашествие Едигея. Но Москва уцелела. Народ верил, что Страсти Христовы в 1408 году спасли Москву, как спасла её икона Владимирской Божией Матери от нашествия Тимура в 1395 году.
Вот сообщение Симеоновской летописи об этих событиях:
«В то же лето изъобретены быша страсти Господа нашего Исуса Христа, ихже некогда принесе боголюбивыи епископ Дионисии Суждалский из Царяграда, премногою ценою искупив я, и многою верою и любовию приобрете я, и великим трудом оттуду принесе я. Потом же неколико время в граде Суждали съхранены быша в каменой стене церковной, заздани быша. Сея же весны обретены быша, и несоша их на Москву. Сретоша же их честно с кресты весь чин священническыи, и весь градъ» (29, 149).
Так из чудесных происшествий, из воодушевления церковных процессий рождалась вера в особую историческую миссию Москвы — непобедимого православного Третьего Рима.
«На первом плане в княжение Василия Дмитриевича стоят, бесспорно, отношения литовские», — утверждал С. М. Соловьёв (104, 377). Сложный, противоречивый характер этих отношений ярко проявился в истории борьбы за Смоленск.
Старый Смоленск, подпоясанный крепостной стеной — творение зодчего Фёдора Коня, — привольно раскинулся на береговых холмах Днепра. Город увенчан словно парящим в воздухе гигантским Успенским собором. Заросшие вековыми клёнами и липами овраги таят в себе кости врагов, покушавшихся на честь города. Поляки, литовцы, французы, немцы... Ну а если разрыть два-три древних кургана, рассеянных по смоленским лесам, откроются такие древности, от которых начинают трястись руки у бывалых археологов.
Смоленское княжество в XI—XII веках поставляло кандидатов на киевский «золотой стол». Положение на пути из Варяг в Греки давало Смоленску особое значение. Это был город-купец и в то же время город-воин. Но, как ни странно, история Смоленска в эти далёкие века известна гораздо хуже, чем история какого-нибудь сравнительно небольшого городка Северо-Восточной Руси.