Васька путешественник

Я вылезаю из засидки, разминаю затёкшие ноги и собираю свою добычу. Фламинго, увидев меня, всполошились и подняли крылья, яркокрасные с нижней стороны. Над водой как будто полыхнули багровые языки пламени. Сделав короткий разбег по воде, вся краснокрылая стая поднялась и полетела над заливом. Летящий фламинго напоминает крест: его шея и длинные ноги вытянуты в одну линию, а багровые крылья широко распластываются по сторонам.

Связав убитых уток шейками вместе, я перекидываю их через плечо и отправляюсь домой. По сторонам тропы стоят кусты ежевики. Она здесь растёт очень буйно и почти полгода даёт крупные сладкие ягоды. Вот и теперь — декабрь, а на ежевичнике зелёные листья и темнофиолетовые гроздья плодов. Остановившись, я срываю ягоды и отправляю их себе в рот. Сейчас они немного водянисты и имеют винный привкус.

Высматривая ягодки посвежее, я медленно иду вокруг куста и вдруг вижу: почти у самых моих ног в траве затаилась птица, припав брюшком к земле и замерев в неподвижности. Она почти чёрная, с рыжими полосками на спине и с белыми пятнами на хвосте, — немного больше обыкновенной куропатки. Да это и есть особая куропатка здешних мест — турач. Их много у нас на острове. Птица, вероятно, кормилась ягодами ежевики и, увидев меня, спряталась в траву. Я нагибаюсь и делаю вид, что хочу схватить турача рукой. Он внезапно оживает, стремительно шмыгает в сторону и шумноё взлетает. Пролетев с сотню шагов, турач камнем падает в траву и… как будто его и не было вовсе.

Уже недалеко от нашей усадьбы я вспугнул сразу трёх фазанов, опять-таки возле кустов ежевики. Сначала с треском взлетели два петушка и сверкнули на солнце золотом своего роскошного оперения. За ними поднялась самочка — скромная, серенькая. Фазанов мы здесь не трогаем, — они на нашем острове были поселены искусственно. Лет пятнадцать назад их привезли с материка и выпустили на Рыбачьем. Привезли всего два десятка, а теперь их тут трудно и сосчитать.

Как-то утром я снова вышел на охоту. Я немного проспал и поэтому шёл очень быстро, чтобы успеть до рассвета залезть в засидку. Моросил мелкий дождь, — пришлось нахлобучить на голову капюшон плаща, чего я, кстати сказать, очень не люблю. Прошёл уже с полдороги до своей косы, когда услышал сзади какие-то звуки. Капюшон мешал слушать, — я его сбросил и явственно разобрал, что это кошачье мяуканье. Я невольно остановился, и тут к моим ногам подкатилось что-то живое. Присмотревшись, узнал Ваську. Откуда же он взялся? Наверное, выскочил за мной из комнаты и побежал следом, — днём он иногда проделывал такие штуки. Но что же с ним делать? Прогнать домой, — не поймёт и не пойдёт. Делать нечего, — расстёгиваю на груди пуговицы, беру мокрого кота и затискиваю его под плащ. Сиди тут, пострел! Васька, уцепившись когтями за мою куртку, успокоился и блаженно замурлыкал. Идти стало труднее, — на плече болтается ружьё, на поясе тяжёлый патронташ, а тут ещё кот оттягивает спереди плащ и сильно пригревает мне желудок, хоть и без него жарко от быстрой ходьбы.

Усевшись в засидку, я устроил Ваську на коленях под плащом. Он — ничего, мурлыкает, — как будто так и нужно. При первом моём выстреле кот всполошился и с перепугу полез ко мне на голову. Я щёлкнул его пальцем по носу и снова сунул под плащ.

Когда совсем рассвело, — Васька окончательно взбунтовался. Он вырвался из моих рук и выскочил из ямы. Однако никуда не убежал, а уселся рядом с засидкой под кустом дикобразника. Через несколько минут налетела стайка чернетей, я выстрелил — одна утка завертелась волчком и упала в густую поросль солероса. Было видно, что птица только ранена, а такие, упав на землю, обычно прячутся в траве так, что их очень трудно бывает найти. Я хотел было встать и подобрать утку, пока она не затаилась, но меня опередил Васька. Он заметил, куда упала птица, и в несколько прыжков очутился возле неё. Из травы мне был виден лишь конец его хвоста, хлеставший, словно плётка, по сторонам. Слышалось сердитое ворчание: стало быть, кот поймал утку. «Вот так здорово, — подумал я,— это уж совсем вроде охотничьей собаки, не хватает только того, чтобы Васька в зубах принёс ко мне добычу!» Но этого не случилось. Кот лежал на утке и прижимал её лапами к земле. Он очень неохотно отдал мне птицу.

Следующая убитая утка упала в воду… Васька подбежал к самому берегу, но тут же и осёкся. Я начал показывать ему на ещё шевелившуюся птицу, подталкивал к воде, но из этого, разумеется, ничего не вышло. Заставить домашнего кота добровольно лезть в холодную воду — дело невозможное.

В эту охоту Васька нашёл в траве ещё двух моих уток. Я не переставал удивляться. Честное слово, — ничего подобного я ещё не видел и не предполагал, чтобы кот, какой бы он ни был сообразительный, мог работать за лягавую собаку.

В следующий раз я вышел на отстрел птиц вечером и уже нарочно взял с собой Ваську. Со мной пошла старшая дочь, — очень уж ей хотелось посмотреть на васькину «работу». Моим рассказам о его охотничьих талантах, по правде сказать, не слишком верили.