Мы ушли подальше от дома и устроились у излучины небольшой бухты. Здесь вплотную к берегу подходила дремучая заросль дикого злака — песчаного пырея, и недалеко были частые кусты ежевики. «Пусть-ка, — думал я, — Васька вот здесь найдёт утку!»
Погода была тихая и ясная, уток над берегом летало очень мало. Зато середина залива казалась чёрной от массы сидящих на воде птиц. Мы долго ожидали, спрятавшись в траве. Васька бродил рядом, у самой воды и принюхивался к чьим-то невидимым следам. Наконец со стороны залива на нас налетел одинокий чирок. Мне удалось сбить его встречным выстрелом. Утка кувырнулась в воздухе и упала недалеко, в самую гущу пырея. Кот не подвёл меня в присутствии дочери, он успел заметить, куда падает чирок, и смело бросился к нему, делая высокие прыжки над верхушками травы. Я ожидал, что вот-вот Васька найдёт птицу и заворчит, как всегда. По ворчанию-то я и находил его с добычей. Однако мы услышали другое: кот не заворчал, а прямо-таки заревел и яростно зафыркал. Такой рёв поднимают только напуганные кошки, например, когда они встречаются с чужими собаками. Я вскочил и, не успев сделать более трёх шагов, увидел, как из травы метнулся шакал, который держал в зубах мёртвого чирка. Я прицелился, но выстрелить не успел, — зверь моментально исчез среди зарослей. В ту же секунду из пырея выкатился задом Васька, весь взъерошенный, озлобленный.
Дело обычное! Шакалы нередко подкрадываются к охотнику и, затаившись, ждут удобного случая, чтобы украсть у него добычу прямо из-под руки. Так и сейчас: рядом с нами таился шакал и успел подхватить чирка раньше кота.
Ина взяла Ваську на руки и твёрдо заявила; что никуда больше его не отпустит. Она говорила:
— Вот ещё! Чтобы его шакал сцапал?! Нет уж, пойдёмте лучше домой!
Я-то за Ваську не боялся, так как был уверен, что перед таким котягой любой шакал отступит, но спорить с дочерью не стал. Надвигалась ночь, утки не летали. Оставалось одно —идти домой.
Васькины охотничьи похождения на этом, однако, не кончились. Я продолжал его иногда брать с собой, — кот всё-таки помогал мне находить в траве подбитых уток. Ходили мы с ним ходили, да и доходились до беды, но об этом расскажу дальше.
Заряд дроби
Один раз, уже перед концом зимы, я отправился на вечерний лёт дичи. Со мной пошёл моторист Митя Саблин — тоже большой любитель охоты. Мы решили отойти подальше от посёлка — туда, где по вечерам часто пролетают гуси и казарки. Мне нужно было добыть несколько гусей.
Васька уже хорошо знал: если я надеваю резиновые сапоги, беру ружьё и патронташ, — значит, предстоит поход за утками. В таких случаях он начинал возбуждённо бегать по комнате, а потом решительно усаживался возле самой двери, готовясь вышмыгнуть вслед за мной. В этот раз брать с собой кота я не хотел, так как идти нам было нужно километров пять или побольше. Однако Митя, который дожидался меня стоя у двери, вступился за Ваську:
— Возьмите, возьмите! С ним веселей будет!
Я не стал спорить, и Васька резво, вприпрыжку побежал за нами.
На нашем острове было место, где он суживался так, что между заливом и морем оставалась полоска суши шириной всего каких-нибудь полсотни шагов. Через эту перемычку по вечерам перелетало много гусиных стай; здесь мы и решили поохотиться.
Устроились в наскоро сделанных засидках — метров за тридцать один от другого — и стали поджидать птиц. Я расположился между тремя большими кустами дикобразника, недалеко от берега залива, усыпанного ракушками. В узкую прогалину среди кустов мне было видно, как у самой воды перебегают кулики травники, быстро семеня своими жёлтыми ножками. Сзади меня, ближе к морскому берегу, слышалось осторожное покашливание, — там сидел Митя. Васька был возле меня и зорко следил за бегающими у воды куликами. Я поглаживал кота по спине и старался помешать его намерению броситься на птичек.
Послышалось басистое гоготание серых гусей. Они летели небольшой стайкой от дальнего конца острова и направлялись в нашу сторону. Я готовлюсь к стрельбе. Гуси очень осторожны, нужно хорошо затаиться, — иначе они заметят охотника и сейчас же изменят направление полёта. Прячу голову за прямые жёсткие стебли дикобразника и наблюдаю сквозь них одним глазом. Птицы приближаются, их голоса звучат всё громче, уже слышен шум крыльев. Вот ещё немного — и можно будет стрелять. Я медленно поднимаю ружьё и выцеливаю гуся, который покрупнее, — так, наверное, делают все охотники. Мой палец на гашетке ружья, ещё одна-две секунды и… Но в этот момент я вижу, как впереди, из таких же кустов дикобразника, вырывается клубок беловатого дыма и бухает раскатистый выстрел. Гуси взмывают вверх. Они суматошно работают крыльями, стараясь как можно скорее набрать безопасную высоту. Слышится сухое потрескивание маховых перьев, рассекающих воздух: «треть, треть, треть!»
Вот так номер! Да тут, оказывается, ещё один охотник притаился! Но кто же это испортил мне верный выстрел, да и сам промазал?