– А люди где? – спросил Волков. – Землемер говорил, у вас тут три года назад двадцать дворов было.
– Так и есть, господин, больше было, так потом померло много от чумы, а те, что не померли, на юг побежали в кантоны от голода.
– А дома их где? Почему всего восемь домов осталось?
Мужики стояли, печами пожимали.
– На нужды и дрова разбирали, канальи, – сразу догадался Ёган.
– Господин, – стал просить Михаэль, – может, отпустите нас, потом поговорим, а то мы коней взяли в долг у господина барона Фезенклевера, землю вспахать.
– А у вас своих коней нет?
– Откуда, господин? Ни коней, ни коров у нас нету. Все как еретики забрали, так и нет. Уже три года как. А то, что спрятать нам от них удалось, так все волки пожрали. Теперь из скотины на всю деревню и десяти коз не насчитаешь.
– А что ж вы пашете так поздно? – спросил Ёган. – Яровые так месяц назад уже пахать нужно было. У вас же может не уродиться до осени.
– Так пахотная земля у нас в низине, ждали, пока вода сойдет, чтобы зерно не погнило.
– Господин, дозвольте я с ними пойду, погляжу, что он там пашут, – попросил слуга.
– Коня возьми, – сказал Волков.
Он был рад сейчас, что у него есть Ёган.
Агнес рада была, что уехала. Хоть и тянуло ее к господину, хоть и хотелось ей лечь с ним, но все-таки не могла она быть собой рядом с ним. Не чувствовала она рядом с ним воли. Так и довлел над нею несгибаемый дух его. Очень был силен ее господин. И манил, и отталкивал одновременно. И обижал еще своим пренебрежением и нежеланием видеть в ней женщину.
Она выглядывала из окна кареты, чтобы увидеть Максимилиана. Он ей тоже нравился – не так, конечно, как господин. Господину хотелось подчиняться и быть покорной – иногда. А вот юноша красив был. Губы нежные, она бы их ему искусала. Да, искусает при первой возможности, до крови. Хорошо бы его тоже себе в лакеи взять, как и эту дебелую служанку Уту. И изводить его до тех пор, пока он, как и Ута, не станет перед ней на коленях ползать. Она была уверена, что и его ей покорить удастся. Нет в нем той силы, что есть в господине. А вот в ней она была, девушка все больше в себе чувствовала эту силу, что людей заставляет покоряться. Да, хорошо бы взять себе Максимилиана, да разве господин позволит.
– Останови карету! – крикнула Агнес голосом твердым и даже гневным, испытывая юношу. Хотела видеть, как быстро он будет ее приказы выполнять. Еще хотела знать, испугается ли он, а может, вздрогнет, обозлится или досаду выкажет? Все это было важно. Зорко следила девушка за тем, как люди слушают ее, всегда в лица глядела пристально, мельчайшие изменения замечая. И уже из этого решала, как ей продолжать разговор. Поэтому служанку не просила, сама кричала.
Юноша глянул на нее и натянул вожжи. Нелегко ему было первый раз управлять четверкой коней, он заметно устал, был хмур. Не в радость ему пришлось задание это. Карета остановилась.
– Дверь отвори! – рыкнула Агнес, глаз не отрывая от юноши.
– К чему вам? – нехотя спросил он. – Зачем встали тут, вон дичь вокруг какая. Ехать нужно. Не случилось бы чего.
– Отвари, говорю! – повысила голос Агнес, все следя за ним.
Если не слезет сразу, а начнет тянуть время, значит, непросто с ним будет.
– Да к чему вам? – И не думает он слезать с козел.
Косится на нее с неприязнью. Сидит, арапником играет, хотя длинный хлыст намного удобнее. Думает, что с арапником он смелым выглядит.
Агнес злится про себя: артачится, подлец, за госпожу ее не считает. Но она уже знает, как давить! Теперь ей нужно ему в глаза заглянуть. Смутить его нужно. А лучше и испугать. Она знает, как это сделать.
Никто ее этому не учил. И не в книгах она это прочла. И ничего не придумывает, она просто знает. Не нужно ей придумывать. Все эти знания вытекают из ее женской натуры. Прямо из сердца.
– По нужде надобно мне! – кричит Агнес со злостью. – Это ты, дурак, услышать хотел?
Он соскакивает уже расторопно, отворяет дверцу и откидывает лесенку, чтобы сошла она.
– Руку подай, – требует Агнес.
Он подает ей руку, нехотя. Она пытается ему в глаза заглянуть, а он голову опустил, отворачивается. Подлец.
Агнес пошла к обочине, к кустам, взбесилась и крикнула:
– За мной ступай, боюсь одна идти.
– Не пойду я, – говорит Максимилиан с вызовом, – пусть служанка ваша идет.
Дерзость эта еще больше ее злит.
А Максимилиан еще служанкой ее распоряжаться вздумал, говорит Уте:
– Иди с госпожою, чего расселась?
Но та без слова госпожи дышать не станет, сидит сиднем. Глаза от страха круглые, не знает, что делать.
– Иди же со мной! – кричит Агнес и не служанке, а ему. – Вдруг в кустах звери дикие.
– Да не тебе их бояться, а им тебя, – негромко говорит Максимилиан, вздыхает, но идет следом за девицей.
А та первый раз улыбнулась незаметно. Все же пошел он, хоть и не хотел. Заставила.
Юбки подобрала, села прямо у дороги, за кустом. Вовсе не стесняясь молодого человека. И смотрит на него исподтишка, в надежде взгляд его поймать. Ох, как ей хотелось, чтобы он взглянул. Уж она бы нашла, что ему сказать тогда. А он нет, отвернулся, таращится вдоль дороги.