Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

Дягилев покинул Россию и вернулся в Париж как раз вовремя, чтобы присутствовать на первой постановке в Опере 24 декабря. Этот спектакль и три последующих имели большой успех, и во время одного из них Карсавиной и Нижинскому пришлось повторить целый балет «Призрак розы», а Карсавина произнесла речь. «Дягилев послал меня за занавес, где я произнесла экспромтом свою первую речь, объявив публике, что мы охотно доставим ей удовольствие и повторим весь спектакль, но надеемся, что в ответ зрители проявят щедрость во время предстоящего сбора средств». Несомненно, именно этот случай вдохновил Кокто на создание карикатуры, на которой Вацлав похож на боксера, сидящего в углу ринга. Василий обмахивает его полотенцем, а за ними доброжелательно, но озабоченно наблюдает Дягилев. Леди Рипон и леди Джульет Дафф приехали в Париж на Новый год, последняя таким образом установила своего рода рекорд по числу увиденных выступлений Вацлава в «Призраке розы» в трех городах за первые девять месяцев существования балета. Первый год деятельности собственной труппы Дягилева принес большую славу. В первый день Нового, 1912 года леди Рипон устроила вечер в «Ритце» для своих друзей. Кокто нарисовал для нее Нижинского в роли Розы, надписав рисунок: «А madame la marquise de Ripon, un dessinateur accidental, respectueux et charme»[223]; Вацлав тоже подписал его. Леди Рипон и ее дочь — первые светские дамы, которые стали повсюду сопровождать Вацлава.

Глава 5 1912 (Январь — август 1912)

1912 год, встреченный русскими в Париже, станет годом французских композиторов Рейнальдо Ана, Дебюсси и Равеля; годом дебюта Нижинского как хореографа и последовавшего в результате отъезда Фокина; годом смерти Томаша Нижинского и замужества Брониславы.

Стравинский уже закончил композицию, но еще не сделал оркестровки «Весны священной». Он надеялся, что Дягилев поставит ее весной, но эти планы не осуществились.

«В конце января, — пишет он, — я отправился в Берлин, где выступал тогда балет, чтобы обсудить с Дягилевым постановку. Я нашел его очень расстроенным из-за состояния здоровья Нижинского, он только о нем и говорил; что же касается „Весны священной“, единственное, что он сказал по этому поводу, так это то, что не сможет поставить ее в 1912 году. Понимая, как я разочарован, он попытался утешить меня, пригласив сопровождать балет в места его следующих гастролей — в Будапешт, Лондон и Венецию*[224]. Я совершил это путешествие с ним в эти города, тогда новые для меня и ставшие любимыми с тех пор. Однако настоящая причина, по которой я так легко согласился с тем, что постановку „Весны“ отложили, заключалась в том, что я уже начал обдумывать „Свадебку“. Во время этой берлинской встречи Дягилев поощрял меня использовать для „Весны“ огромный оркестр, заверяя, что размер нашего балетного оркестра значительно возрастет в следующем сезоне. Если бы не его слова, я не уверен, что мой оркестр стал бы таким большим».

Нижинский оказался подвержен простудам, одной из причин, подрывавших его здоровье, очевидно, была его чрезмерная перегруженность работой. Наряду с «Клеопатрой», «Сильфидами» и «Карнавалом», балетами, которые Берлин уже видел два года назад, труппа исполнила «Шехеразаду», «Князя Игоря» и «Призрак розы» (пользовавшиеся чрезвычайной популярностью), а также «Павильон Армиды», «Жизель» и «Лебединое озеро». В последнем балете впервые выступила Карсавина, и Дягилев был приятно удивлен ее виртуозностью*[225]. Они с Нижинским танцевали во всех балетах репертуара, за исключением «Половецких плясок» в «Князе Игоре».

Наконец-то приступили к постановке «Синего бога», и в Берлине Фокин постепенно начал сложную работу над хореографией балета, включив в него фрагменты сиамского танца, который помнил по гастролям сиамской труппы, состоявшимся в Петербурге несколько лет назад.