Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

Дягилев очень беспокоился о предстоящих трудностях, которые возникнут у Нижинского, когда тот приступит к постановке «Весны священной» Стравинского. Находясь в ноябре в Берлине, он воспользовался случаем снова вместе с Нижинским посетить Академию Далькроза в Хеллерау. Далькроз не собирался заниматься с танцорами, его воспитанников обучали анализировать музыку с помощью новой системы движений человеческого тела. Среди учениц была смышленая девушка лет двадцати, русско-польского происхождения, по имени Мириам Рамберг, которая прежде занималась балетом у Словатского в Варшавской опере. Ученики Далькроза презирали легкомысленное и слащаво-красивое, по их мнению, искусство балета, они писали о нем сатирические стихи и пародировали балерин. Сам Далькроз считал, что Рамберг из-за ее балетного образования была более склонна танцевать, нежели выполнять ритмические упражнения. «Vous etes trop exte-rieure»[280], — говорил он ей.

Ни на кого из учеников Далькроза, включая Рамберг, не произвело никакого впечатления появление в их классе грузного импозантного русского господина и его невысокого спутника. Они не знали, кто это такие. Дягилев надеялся нанять здесь кого-нибудь, кто помог бы Нижинскому с музыкой к «Весне священной», и его взгляд остановился на миниатюрной Рамберг, возможно, потому, что ее движения больше напоминали танец, чем у остальных. Несомненно, он говорил с Жак-Далькрозом о ее характере и происхождении и убедился, что она, скорее всего, отнесется к работе серьезно и не станет флиртовать и вести себя легкомысленно. Рамберг могла говорить на польском, русском, немецком, французском и немного на английском языках и вообще была очень образованной женщиной. Она останавливалась у своих родственников в Москве и Петербурге и знала шедевры русской литературы.

Несколько дней спустя Далькроз рассказал Рамберг об интересе, проявленном к ней Дягилевым. Девушку отправили в Берлин, где ее ждали билет на балет и приглашение поужинать после него с Дягилевым и Нижинским. Так что она впервые встретилась с Русским балетом в Кролль Опера-Хаус. В этой первой программе она увидела «Клеопатру» с Нелидовой, едва обратив внимание на Нижинского в па-де-де, но ей понравились декорации Бакста. Затем она увидела Нижинского в «Послеполуденном отдыхе фавна» и пришла в замешательство от несоответствия между музыкой и движением. «Карнавал» с Кякшт и Нижинским привел ее в восторг, и взволновали половецкие пляски из «Князя Игоря». Когда Дягилев за ужином поинтересовался ее мнением, она, по ее собственным словам, «будучи плохо воспитанной», осмелилась критиковать. «Почему женщины, сопровождающие Клеопатру, когда ее несут на носилках, передвигаются не в такт музыке? — спросила она. — Они просто неуклюже идут». По правде говоря, в намерения Фокина не входило, чтобы эти статисты передвигались, соблюдая ритм, но Дягилев, казалось, согласился с ней. «Да, они похожи на кухарок», — сказал он. Нижинский сидел и молчал, когда она высказывала сожаление по поводу того, что его хореография только в двух или трех местах совпадала с музыкой «Фавна». Тогда она еще не видела смысла в полном контрасте между импрессионистической музыкой и абстрактным танцем в этом произведении, которым вскоре она станет так страстно восхищаться. Несмотря на ее такую независимую позицию, а возможно, благодаря ей, Дягилев, посоветовавшись с Нижинским, решил, что Рамберг может быть полезна, и несколько дней спустя она узнала, что ее приняли на работу.

Рамберг присоединилась к труппе Русского балета в Будапеште на Рождество 1912 года, и, когда наступил новый, 1913 год, она уже была с ними в Вене. Первоначально ее обязанностью было давать труппе уроки по Далькрозу, но и без того переутомленные танцоры старались уклониться от них, тогда Григорьев предложил Дягилеву, чтобы она просто помогала отдельным танцорам анализировать и разучивать их роли. На этом и остановились. Итак, наступил решающий год в жизни Нижинского, и у него появилась новая коллега.