Вацлав Нижинский. Новатор и любовник

Однако девушки представляли собой проблему для этого скрытного, много работающего и изолированного от окружающих молодого человека, а его высокое положение возводило барьер между ним и другими танцорами. Так, например, он не мог позволить себе дать пищу для сплетен, различных комментариев и насмешек, спустившись во второй класс, чтобы поухаживать за прелестной обладательницей каштановых волос Хохловой, или блондинкой Манингсовой, или умной Бьюик! К тому же он был настолько хорошо воспитанным, таким чувствительным и обладал всеми качествами джентльмена, так что недолговечная связь должна была казаться ему низменной и недостойной его. Только красивый роман может освятить сексуальные отношения или брак. Но если даже он и был уже готов оставить Дягилева, как это могло произойти? Ведь Нижинскому было вообще очень трудно заняться любовью.

Но природа, слепая сваха, обеспечила для него исключительную ситуацию. Совсем как месье де Шарлю в сцене, открывающей «Содом и Гоморру» Пруста, когда он нанес визит мадам де Виллепарисис во внеурочное время, в десять часов утра, из-за ее недомогания, и ему посчастливилось познакомится с еще не ушедшим на службу портным Жюльеном, одним из немногочисленных гомосексуалистов, которому нравились исключительно старики; и словно пчела невероятным образом принесла пыльцу, чтобы оплодотворить редкую орхидею герцогини, обреченную в противном случае на бесплодие, точно так же природа приблизила к танцору, так похожему на редкую орхидею и не способному искать любви среди артистов своей труппы и не имевшему ни времени, ни возможности находить кого-либо на стороне, молодую женщину, связанную с труппой, но не участницу ее, умеющую танцевать и в то же время свободную от правил, обязательных для других танцоров, привлекательную девушку хорошего происхождения, рожденную в артистической и театральной семье, унаследовавшую к тому же от своих храбрых предков способность взять инициативу на себя, если ее предполагаемый партнер не может этого сделать. Как Пруст писал об удаче месье де Шарлю и орхидеи: это «настолько невероятная случайность, что ее можно назвать своего рода чудом». Наверное, это была шутка природы или шалость судьбы, но в любом случае — нечто прекрасное.

Природа была не единственной свахой: на борту «Эйвона» находились люди, которые, познакомившись с сюжетом пьесы, слишком охотно бросились выполнять отведенные им роли — Гинцбург, его немолодая возлюбленная Екатерина Облакова, ее подруга из кордебалета, шикарная, хорошенькая Жозефина Ковалевская, состоявшая в связи с Ага Ханом. Если у Гинцбурга уже возник смутный план, чтобы управлять балетной труппой без Дягилева (и надо отдать ему должное, у него были все основания полагать, что ни одно предприятие Дягилева никогда не будет платежеспособным), то в начале поездки он не мог даже думать о возможности отлучить Нижинского от Дягилева, в особенности с помощью женщины. С наивностью гетеросексуалов того времени он считал само собой разумеющимся, что раз Нижинский жил с Дягилевым, то он был гомосексуалистом и останется «таким» до конца.

Только несколько человек из труппы ехали первым классом. Во время обеда Нижинский и Батоны сидели за столом капитана; Гинцбург и Облакова — за столом с Ковалевской; Ромола — с Трубецким, его женой Пфланц, Больмом и аргентинцем французского происхождения, модельером по фамилии Шаве. Однако после того, как «Эйвон» покинул Шербур, основной части труппы, ехавшей вторым классом, было позволено подниматься и посещать своих коллег на верхней палубе. Ромола стала свидетельницей знакомства Нижинского с Батонами. Рене Батон после отъезда Монте дирижировал последними спектаклями в «Друри-Лейн», но лично с Нижинскими не общался. Он принялся изливать свое восхищение искусством танцора, и мадам Батон присоединилась к нему. Но Нижинский тогда еще очень плохо знал французский, он покачал головой и сказал: «Non, non, moi pas comprand, moi parle petit negre»[324]. Тронутый его простодушием, Батон обнял его и объявил, что во время путешествия станет, как няня, заботиться о нем. 17 августа «Эйвон» зашел на несколько часов в Виго. На следующий день Ромола с друзьями сошла на берег в Лиссабоне, а Вацлав проводил время с Батонами и Шаве. Когда составлялись группы, чтобы сойти на берег в Мадейре 20 августа, Ромола была очень разочарована тем, что ее не включили в ту группу, где были Батоны и Нижинский. Вместо этого она оказалась вместе с Гинцбургами, Облаковой, Трубецким, Пфланц, Ковалевской и Шаве. Они чуть не отстали от корабля, опоздав на последнюю лодку. Ромола видела, что ее шансы узнать Нижинского ближе исчезают. Следующий корабль отправлялся только через три недели. Облакова и Ковалевская пришли в отчаяние при мысли о том, что остались без своих нарядов. Больм размышлял о том, как труппа сможет показать «Князя Игоря» или «Тамару» без него. Но удалось нанять весельную лодку, «Эйвон» выслал катер, и они были спасены. Им больше не придется видеть землю в течение недели.