Вацлав Нижинский. Воспоминания

Сюжет «Весны священной» содержится уже в ее названии. Это поклонение природе в самой примитивной и мощной форме. Царит зимняя смерть. Растения засохли и увяли. Способность природы плодоносить ослабла. Но вечная, всемогущая, внутренне присущая природе сила роста вырывается наружу, и наступает весна.

С хореографической точки зрения этот балет — самый высокий и чистый образец современного танца из всего, что было создано до сих пор. Движения выражают страх, радость и религиозный восторг. Танцоры вздрагивают, трепещут и вибрируют, когда входит прорицатель. Позже появляются и сложные состояния души — в движениях танца Избранницы. Ее прыжки и рывки — ультрасовременные потомки классических пируэтов и антраша и выполняют ту же хореографическую функцию. Нижинский, противореча классике, повернул все шаги и жесты внутрь. Хореография была изумительнейшим и точнейшим представлением партитуры для зрения. Каждый ритм был отражен в танце, контрапунктам соответствовало разбиение исполнителей на группы. Именно через ритм, и только через него, танец становился тем же, чем была музыка. Ритмические контрапункты были использованы для хоровых танцев. Когда оркестранты играют трель на флейтах, движения становятся менее частыми, и ряды танцоров редеют. Затем начинается мелодия деревянных духовых инструментов, с разницей в две октавы, а на сцене две группы, каждая по три человека, выходят из рядов и исполняют танец в соответствии с этой мелодией. Мышиная скользящая поступь колдуньи и быстрые шаги молодых мужчин так же соответствуют движению музыки, как сложные ритмы радостного танца Избранницы.

В конце первой картины одетые в алое женщины образуют большие круги и бегут с бешеной скоростью, а движущиеся толпы внутри кругов без остановки делятся на маленькие группы, которые описывают круги вокруг эксцентрических осей. Именно в этом направлении развитие балета не имеет конца. Даже цвета костюмов были отражены в музыке. В «Фавне» Нижинский привел нас близко к природе, в мифологическую древность. В «Весне» он увел нас намного дальше — к пробуждению самой природы и к обрядам, которые инстинкт подсказал первобытным людям. Нет сомнения, что в «Весне» Нижинский особенно ясно выразил свой художественный символ веры. И в хореографии, и в музыке этот балет намного опередил свое время. Исполнители и оркестр, и прежде всего Монтё и мадемуазель Пильц, выполнили гигантскую работу. Даже сейчас танцевать «Весну» и дирижировать «Весной» трудно, а в те дни для этого нужны были почти сверхчеловеческие усилия.

В конце представления все были совершенно без сил: целый месяц работы над балетом, бесконечные репетиции и, наконец, этот бунт в зале. Василий снова не смог удержать свой сторожевой пост, и уборная Нижинского была взята штурмом. Дягилев, окруженный друзьями-балетоманами, давал объяснения и спорил. Теперь, когда все кончилось, Нижинский воспринимал происходящее спокойнее: никто не нуждался в его ободрении и его энергии, поэтому он позволил себе уйти. Стравинский словно обезумел. Но все артисты были согласны в том, что их спектакль хорош и когда-нибудь публика его примет. Они были так взволнованы, что не могли сразу уйти ужинать, поэтому кто-то предложил объехать вокруг озера. А Дягилев с Нижинским, Стравинским и Кокто, чтобы успокоиться, ездили по Булонскому лесу и вернулись домой лишь под утро.

Глава 12 Женитьба Нижинского

Когда мы переезжали из одного города в другой, маэстро каждый раз давал мне два или три дня отпуска. Я всегда ездила одна с Анной, а не с труппой, потому что мы выбирали лучшие и более быстрые поезда. Мы всегда старались попасть в тот поезд, на котором ехали Дягилев и Нижинский, но до сих пор это не удавалось. Анна, как обычно, должна была провести разведку — узнать все подробности переезда Нижинского в Лондон. Я не вполне доверяла ее информации, и это неверие намного увеличило мою радость потом, когда на Северном вокзале Парижа мы входили в полуденный экспресс и я увидела Василия, который отдавал Мишелю распоряжения по поводу багажа, потом купил иллюстрированные журналы и подал их Нувелю в окно вагонного коридора. Я быстро спряталась, чтобы меня не заметил Дягилев. Наконец поезд тронулся, и все расселись по своим местам.