Вавилон

Энтони задумался на некоторое время, кивнул, постукивая пером о чернильницу.

— Твой брат любит называть меня наивным.

— Это не то, что я...

— Я знаю, знаю. Я только хотел сказать, что я не такой мягкий, как думает Гриффин. Позволь мне напомнить тебе, что я приехал в эту страну до того, как они решили, что меня больше нельзя называть рабом по закону. Я прожил большую часть своей жизни в стране, которая глубоко запуталась в том, считать ли меня человеком. Поверь мне, я не веселый оптимист в отношении этических проблем белой Британии.

— Но я полагаю, что они все же пришли к отмене рабства, — сказал Робин. — В конце концов.

Энтони мягко рассмеялся.

— Ты думаешь, отмена была вопросом этики? Нет, аболиция приобрела популярность, потому что британцы, потеряв Америку, решили, что Индия станет их новым золотым гусем. Но хлопок, индиго и сахар из Индии не собирались доминировать на рынке, если только не удастся оттеснить Францию, а Франция не могла оттеснить Францию, понимаешь, пока британская работорговля делала Вест-Индию очень прибыльной для них.

— Но...

— Но ничего. Движение аболиционистов, которое ты знаешь, — это сплошная помпа. Только риторика. Питт впервые поднял это предложение, потому что он видел необходимость прекратить работорговлю во Францию. А парламент встал на сторону аболиционистов, потому что очень боялся восстания черных в Вест-Индии.

— Так ты думаешь, что это чисто риск и экономика?

— Ну, не обязательно. Твлой брат любит утверждать, что восстание рабов на Ямайке, хотя оно и было неудачным, побудило британцев принять закон об отмене рабства. Он прав, но только наполовину. Видишь ли, восстание завоевало симпатии британцев, потому что его лидеры принадлежали к баптистской церкви, а когда оно провалилось, прорабовладельческие белые на Ямайке начали разрушать часовни и угрожать миссионерам. Эти баптисты вернулись в Англию и заручились поддержкой на почве религии, а не естественных прав. Я хочу сказать, что отмена рабства произошла потому, что белые люди нашли причины для беспокойства — будь то экономические или религиозные. Нужно просто заставить их думать, что они сами придумали эту идею. Нельзя апеллировать к их внутренней доброте. Я не встречал ни одного англичанина, которому бы я поверил, что он поступит правильно из сочувствия.

— Хорошо, — сказал Робин, — вот Летти.

— Да, — сказал Энтони после паузы. — Я полагаю, что есть Летти. Но она — редкий случай, не так ли?

— Тогда каков наш дальнейший путь? — спросил Робин. — Тогда в чем смысл всего этого?

— Суть в том, чтобы создать коалицию, — сказал Энтони. — И в нее должны войти маловероятные единомышленники. Мы можем выкачивать из Вавилона сколько угодно ресурсов, но этого все равно будет недостаточно, чтобы сдвинуть с места такие прочно укоренившиеся рычаги власти, как Джардин и Мэтисон. Если мы хотим переломить ход истории, нам нужно, чтобы некоторые из этих людей — те же самые люди, которые без проблем продают меня и мне подобных на аукционе, — стали нашими союзниками. Мы должны убедить их, что глобальная британская экспансия, основанная на пирамидах из серебра, не в их интересах. Потому что их собственные интересы — это единственная логика, к которой они прислушаются. Не справедливость, не человеческое достоинство, не либеральные свободы, которые они так ценят. Прибыль.

— С таким же успехом можно убедить их ходить по улицам голыми.

— Ха. Нет, семена для коалиции есть. Время пришло для революции в Англии, ты знаешь. Вся Европа лихорадит от реформ уже несколько десятилетий; они заразились этим от французов. Мы должны просто сделать эту войну классовой, а не расовой. И это действительно классовый вопрос. Это похоже на дебаты об опиуме и Китае, но ведь не только китайцы могут проиграть, не так ли? Все это взаимосвязано. Серебряная промышленная революция — одна из самых больших причин неравенства, загрязнения окружающей среды и безработицы в этой стране. Судьба бедной семьи в Кантоне на самом деле тесно связана с судьбой безработного ткача из Йоркшира. Ни одна из них не выигрывает от расширения империи. И те, и другие становятся только беднее по мере того, как компании богатеют. Так что если бы они только могли заключить союз... — Энтони сплел пальцы. — Но в этом-то и проблема, видишь ли. Никто не задумывается о том, как мы все связаны. Мы думаем только о том, как мы страдаем по отдельности. Бедные и средний класс этой страны не понимают, что у них больше общего с нами, чем с Вестминстером.

— Есть китайская идиома, которая передает суть, — сказал Робин. — Tùsĭhúbēi.[11] Кролик умирает, а лиса горюет, потому что они животные одного рода.

— Точно, — сказал Энтони. — Только мы должны убедить их, что мы не их добыча. Что в лесу есть охотник, и мы все в опасности.

Робин опустил взгляд на брошюры. Сейчас они казались такими неадекватными: просто слова, просто чернильные каракули на непрочной белой бумаге.

— И ты действительно думаешь, что сможешь убедить их в этом?