Важенка. Портрет самозванки

— А эта Наточка, о которой я рассказывала, она вообще из дворян. Так представляете, она все, что у нее есть, Мите завещала. У нее своих-то детей нет. Все имущество, дачу, две сберкнижки, вот только квартира на Невском пропадет. Ну вот как нам? Мите же там не прописаться. Она предлагала в свое время заключить брак, но Митя — нет, ни в какую. В общем, дурдом.

— Ешь тортик! Сама принесла и не ешь! — Анька пододвинула ей коробку вафельного “Полярного”.

— Девочки, я не могу тортик. Доктор запретил мучное, мне вес нельзя набирать!

Анька и Спица зачарованно качали головами — дача! сберкнижки! доктор запретил!

— Так а квартиру сдать не хотите? — через день допытывался Левушка. — И на машину, ну, если продавать задумаете, у меня сразу человечек есть.

— Левушка, я ничего пока не знаю, — прикладывала руку к груди Важенка. — Мы в такой запаре сейчас со всем этим. Тут еще свадьба. Вроде не хотели торопиться, но я же это… того, — Важенка опустила взгляд вниз. — Да и тетка австралийская все телефоны оборвала. В общем, срочно надо жениться, вызов же на семью, как-то собираться, ехать, в общем, все свалилось. Не знаешь, за что хвататься.

— Представляю себе, — Лара пристраивала на журнальный столик коробку со сладостями из “Севера”. — Как же я рада, дорогая! А фаты не будет у тебя? Ешь свои пирожные.

— Хотела короткую такую, как пачка крахмальная, в разные стороны, знаешь, — Важенка очертила эклером облачко вокруг головы. — Но потом подумала, как-то глупо в фате без гостей, без родителей. Мы только вдвоем будем, свидетели еще, может быть. Зато у меня такие туфли…

Совместная жизнь с Левушкой сделала Лару еще ослепительнее. Плавная, медноволосая, она скользила среди своих вазочек и салфеток в отремонтированной однушке с грацией замковладелицы. Слова “свадьба” и “фата” повторяла ненужно часто, ласково поглядывая на Левушку. А он от слов этих не морщился, а улыбался и даже иногда кивал.

— Вот видишь, не зря ты столько мучилась, Важенка! Все твои беды позади, красуня моя. Ты заслужила это счастье. Вот прямо выстрадала. Левушка, ну куда ноги-то на стол!

Ритка с Олегом были в жесткой завязе, по их собственным словам. Но, узнав о новости, рванули в магазин сломя голову.

— У меня подруга замуж выходит, почти дочь, а я что, тут сиди с мытой шеей? Тебе не? Не наливаем? Ну все, все, — оживленно приговаривала Ритка, разливая бормотуху. — Так, а фата у тебя будет?

— Да ты же знаешь, я не люблю все эти условности. Платье, фата — вчерашний день. А потом, у нас никого не будет: только мы вдвоем. Распишемся, да и все! Никакой свадьбы, на самом деле, — Важенка ласково гладила толстолапого щенка у себя на коленях, которого Олег накануне нашел на улице.

— Ай молодца! Вот слова не мальчика, но взрослой девочки… Может, наши уроки, Олежка, и не прошли даром! Видишь, как человек вырос! Понимает, что свадьба — это мещанские бубенчики! Ну, за тебя! И за… Как его? Митя? И за Митю! За вас, ребята!

Олег смотрел на Важенку немного грустно, изредка тянул руку к ее коленям, тоже гладил щенка, но вскоре портвейн и с ним сотворил свое веселое дело. Родители Льва Абалкина выходили на привычную орбиту.

— Так Олег может на Наточке жениться! — дрыгала ногами Ритка. — Легко! Лежек, тебе хата у “Прибалтийской” не помешает?

Все было по-прежнему, вот только Ритка уже молчала о полчищах молодых красавиц, атаковавших ее когда-то с вопросом, что же такого особенного нашел Олег в ней, в Ритке, и почему не смотрит в их сторону. Все время теперь обращалась к нему, задевала поминутно, придвигалась с каждым часом все ближе.

Важенка долго махала им с тротуара перед домом. Если он уйдет, у нее теперь останется этот пес.

Глава 12. Лиля

В четыре было еще темно. Рядом у соседей уже гремели бидонами, то там то здесь пели петухи, заворочалась бабушка.

Она решила не дожидаться, пока сработает будильник, отжала его кнопку. В приоткрытую форточку тянуло скошенным лугом.

Стукнула щеколдой в сенях, отворяя дверь на двор. На лавке в одном из ведер плавал ковш. Она черпанула оттуда, пила сладкую алюминиевую воду. Заломило зубы. В светлеющем проеме двери торжественно стояла темная зелень конца лета. Проснулась. Это ведь я, настоящая, дышу, а внутри меня еще жизнь, размером с лимон, но жизнь. Расправляется понемногу. От этого острого ощущения себя живой навернулись слезы.

Умываться решила во дворе, как будто нельзя с такой радостью обратно в духоту дома. Долго искала зубные щетки, убранные на отъезд в целлофановый пакетик от мышей. Сунула ноги в резиновые сапоги, телогрейку прямо на сорочку. Над рукомойником висела прозрачная долька луны.

Вчера Лиля легла только в час: готовила няне еду на три дня, потому что та совсем расклеилась после долгой дороги из Нарвы. В автобусе сильно трясло, так неудачно сели: в последнем ряду, на моторе. От автовокзала взяли такси до Финбана, а оттуда еще полтора часа на электричке до няниного дома в Лейпясуо.