Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

Гена хотел успеть в сберкассу до обеда, торопился, не стал переодеваться, поехал в грязной рабочей одежде. Я смеялась: «Тебе хоть чё – так и ничё… как Сурикову». Ушёл на метро в 12:35, я его так в ночной пижаме через калитку и проводила. Сама хотела ещё уснуть, легла на его кровать у открытой двери – уютно, свежий воздух… Но стали мешать мысли о кресле-качалке (не привезти ли это кресло из дома сюда на веранду), о шторках-занавесках и проч. Так и не уснула. Встала около двух часов дня.

Кухня, посуда. Готовила обед. Ходила в магазин. Гена вернулся в 4-м часу с гостем Колей – охранником петровского дома на ближайшем углу. Коля – художник-любитель, выжигает картинки на дереве. Гена показал ему дом, сад. И потом этот Коля повёл Гену к себе на работу (рядом) и дал ему белой краски покрасить львов над окнами фасада.

Гена вернулся. Обедали. Я возилась на кухне. Гена посадил три луковицы на огороде, копал газон, который вчера расчистили, и дал мне 100 000 рублей на семена (одержимый!). Пришлось мне идти в магазин в Факельном переулке, купила семян и рассаду цветов (на 15 500 рублей).

Вернулась в 7-м часу вечера. Гена уже вскопал весь газон, сделал грядки (опять накопал два корыта хлама-мусора). Я сажала рассаду и семена цветов: годеция, астры, лилия, гвоздика, гладиолусы, анютки, бархатки. Преобразили этот угол у забора! Гену, как и меня, будоражит двор, работа в саду. Он постоянно ласкает то Марту, то Ваську, то идёт мести тротуар у фасада, то посевы свои осматривает – не понимает, где сорняки, где всходы…

Уже в 9-м часу вечера пошли красить львов на фасаде над окнами. Краска хорошая – наружная белая эмаль. Гена красил, я держала стремянку. Подходил новый вахтёр из «Канта». Уже было прохладно. Я чувствовала усталость, сонливость, а Гена вдруг решил выкрасить в белый цвет и наружные рамы окон (которые были тёмно-коричневыми)… Стал красить.

Я ушла в дом в 11. Делала сырники, варила фасолевый суп. Васька мяукал, плакал: я не пускала его гулять. Гена пришёл в полночь. Ели. Смотрели телевизор – о революции, о Фрунзе, о Сталине и бесконечных убийствах. Потом спорили: Гена хочет-таки в парадном вместо окна пробить вход и сделать дверь в палисадник. Я против, так как тогда легко попасть в дом, даже если входная дверь на замке. Немного успокоились. Легли спать в 1.30 ночи. И опять бессонница. Читала о Сурикове, потом читала Федосюка о Москве. Гена пришёл ко мне в 5-м часу, тоже ещё не спал. Разговаривали. Он вспоминал, как в Уссурийске, когда он учился в 1-м классе, мать положили в больницу. А соседи (артистки – мать и дочь) якобы залезли в их комнату и украли спираль от плитки. Гена вернулся от матери и устроил им истерику: где спираль?! Плакал, угрожал… Якобы отдали (дальше ничего не помнит). Вспоминал ещё базар в Омске после войны, где продавались желе и тянучки. Вспоминал о своей подружке Эмме, рассказывал, что мать гуляла, пока отец был на фронте… На разные темы говорили. Радовался, что покрасил сегодня львов и рамы на фасаде. Говорит: «Я хочу никифоровский дух здесь полностью уничтожить, у нас всё должно быть по-другому…» Гена ушёл к себе в 6 утра. Уже давно рассвело.

Мне никак не спалось. Волнует весна, жизнь в новой реальности, среди новых «соседей» – растений, деревьев… Могу их наблюдать, любоваться (а деревья прямо мои сверстники). Вспоминала маму, ведь они, молодые, счастливые, с отцом строили дом под Москвой в Поваровке перед самой войной, сами всё делали. Пришли немцы и сожгли весь рабочий посёлок. В 70-м году отец возил меня на это место, нашёл поляну с большим дубом, где был их дом, говорил, что можно восстановить документы…

Забылась… Уснула в 10-м часу утра. Проснулась в 12-м. Совсем больная от бессонницы.

28 мая. Вторник

Таганка. Абсолютная разбитость после бессонной ночи – как болезнь. Гену виню: напряжённая жизнь, некогда ни подумать о чём-то, ни записать… потеряла себя, нервничаю. Гена меня жалеет: «Поезжай домой, позанимайся своими делами…» Кухня. Завтрак. Я звонила в прачечную – 8 000 рублей стоит стирка 1 кг белья (сердце заныло по прежним временам, когда всё это было доступно).

После завтрака Гена пошёл чистить палисадник, там горы бумажных мешков с окаменевшим гипсом. Из кухни в окно я увидела, как к нему через забор перегнулся (встал на скамейку с той стороны забора) Николай Дмитриевич, завхоз из «Канта». Они с Геной стали разговаривать, а я в окошко спросила Николая Дмитриевича об отоплении, решён ли вопрос оплаты новой теплотрассы. Он сказал, что у них договор уже на руках. И тут вскоре из ЖЭКа пришёл главный инженер с помощником как раз по этому делу. Они стали советовать Гене обратиться в Таганское территориальное управление к Батенкову, чтобы он помог решить вопрос непомерной для нас оплаты новой теплотрассы. Я сначала слушала их разговор из окна, потом вышла к ним во двор.