Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

Когда гости из ЖЭКа ушли, я по горячим следам села писать черновик заявления от группы художников о невозможности оплатить стоимость новой теплотрассы. Потом стала печатать это заявление на пишущей машинке. Но тут пришёл Гена и меня остановил: «Не надо ничего писать, а если и писать, то надо писать от себя лично». Убедил. Он стал возмущаться, что ЖЭК требует от художников оплачивать новую теплотрассу, в то время как вышел указ президента, что творческие мастерские освобождены от таких оплат. Я не выдержала: «Да подотрись ты этими указами, придёт зима – и околеешь без отопления в своём этом старом полуразрушенном доме…» Гена обиделся, ушёл. Ненадолго. Помирились.

Я ходила в магазины – в «Диету», кулинарию, булочную. Вернулась в 5-м часу вечера. Перевозили с Геной на тележке огромный рулон грязного сырого рваного линолеума от дальнего забора на большой стол в саду. Потом Гена сажал проросший лук (вместо хилой петрушки). А я увидела у Марты на глазу бельмо – оказалось, что это большая соринка, Гена помог вытащить. Любимое занятие Марты теперь – отгрызать пуговицы у старого пальто – своей подстилки. Гена продолжил убирать в палисаднике: там и затвердевший гипс, и камни, и доски, и глина, и грязь…

Около 6 вечера обедали. Смотрели ТВ-новости, Ельцин в Чечне. Потом я обрезала и мыла этот грязный линолеум с обеих сторон, разложили его сушить. Привезли с помойки ещё один рулон, ещё более рваный. Гена привёл какого-то местного строителя, показывал ему потрескавшийся, разваливающийся цоколь фасада нашего дома. Тот посоветовал обложить цоколь плиткой. Но плитки надо 11 м × 0,5 м, да и одна работа будет стоить 700 000 рублей.

Наконец около 9 вечера с пустыря уехали все машины, и Гена продолжил возить мусор из палисадника на пустырь, завалил уже весь пустырь, я смеялась – новую помойку устроил. Познакомился с охранником Толей, он сменщик вчерашнего Коли. И Толя тоже повёл Гену на склад, который он охраняет в доме на соседнем углу, показал хранящиеся там плитки с узорами. Дал несколько плиток как образцы. И ещё Гена попросил, забрал там арку из фанеры. Когда мы прикинули, приложили плитки к цоколю, они оказались слишком пёстрыми для нашего фасада.

В 10 вечера вдруг начался салют – День пограничника. И вообще, сегодня небо на закате было очень красочным – розовым. Весь мусор из палисадника сегодня вывезти так и не успели. Гена с Толей ходили ещё куда-то за трубами. Потом Гена приводил Толю в зал, показывал ему свою картину «Коммуналка» и подарил настенный календарь с репродукцией «Прощального взгляда». Толя ушёл. Мы ели сырники. Гене звонила Рая-инвалидка. Я легла в 1.30… с опасением очередной бессонницы…

29 мая. Среда

Таганка. Неприятности так и идут чередой: вчера только приходили из ЖЭКа с требованием оплаты новой теплотрассы. А сегодня утром звонили Гене из Москомзема – пишите заявление в управу Музыкантскому, чтобы участок у дома отдали вам в личную собственность на два года бесплатно, как инвалиду. Гена, конечно, не преминул спросить: «А как же указы президента?» И услышал «вежливый» ответ: «Я (матерное слово) вам всё сказала» – и… короткие гудки. Гена пытался звонить в Москомзем мужику-финансисту, но его не стали подзывать к телефону.

Я встала в 12-м часу. Кормила Гену. И он сам поехал в Москомзем около 12 часов. Проводила его через калитку сада – чудесное солнечное утро! Волшебный сад! Васька гуляет! Никогда лето не было ко мне так близко – в этих райских кущах.

Пила кофе. А ведь с вечера мечтала голодать 5 дней, но куда там… сплошные расстройства, нервы. Готовила обед: печёнку, кашу. Звонила на свою работу Вале Дмитриевой – всё по-прежнему (с апреля прошлого года отключили нашу ЭВМ, закрыли вычислительный центр, и всех – в бессрочный отпуск…). Во дворе «Канта» (вижу из окна кухни) стоит большой грузовик, из кузова выгружают какие-то приборы, блоки с проводами. На кухне у меня жужжит, летает огромная муха. Потом любуюсь двором из окна своей комнаты. Мартышка лежит на большом столе посреди двора, блаженствует после еды. Я за ней наблюдаю – она начинает волноваться, крутит головой, смотрит в мою сторону (явно не видит меня в окне сквозь сумрак веранды, но чувствует). Чинила Гене брюки.

Гена вернулся из Москомзема около 2 часов дня. Рассказал, что Виктории Сергеевне, которая раньше обещала разобраться с нашим участком, он так и не дозвонился (там, снизу, по местному телефону звонил). А к нему выходила эта грубая секретарша, которая звонила сегодня, и опять твердила своё: «Пишите заявление Музыкантскому». Но потом вдруг там к Гене подошёл с радостным лицом какой-то другой сотрудник: «Вы художник Добров?» – «Да». – «Помните, мы у вашей картины в Манеже разговаривали?..» (Расспросил всё, хочет помочь.)