Вдали от безумной толпы

Закат в тот вечер был кроваво-красным. Его сияние обагрило сине-серое облако, проплывавшее над горизонтом. На темном фоне отчетливо высветился западный фасад колокольни – единственная часть церкви, видимая из окон фермерского дома. Флюгер на шпиле ощетинился лучами.

Около шести часов деревенские парни по обыкновению собрались играть в «Узников»[64]. Жители Уэзербери с незапамятных времен предавались этому старинному увеселению на площадке за кладбищем. Старое стойло исполняло роль «темницы», а голая утоптанная земля возле него была тверда, как камень. Перед взглядом Батшебы мелькали темные головы юношей и позолоченные солнцем рукава их белых рубах. В неподвижном вечернем воздухе то и дело раздавались крики и взрывы громкого смеха.

Продлившись с четверть часа, игра внезапно закончилась. Парни, перемахнув через кладбищенскую стену, скрылись за тисом, ствол которого был, в свою очередь, наполовину скрыт буком, широко раскинувшим черные ветви, едва различимые в море золотистой листвы.

– Отчего они вдруг перестали играть? – осведомилась Батшеба, когда Лидди вошла в комнату.

– Потому, должно статься, что два каких-то человека привезли из Кестербриджа большую могильную плиту с резьбой. Ребятам захотелось поглядеть, для кого она.

– Для кого же? Ты знаешь? – спросила Батшеба.

– Не знаю, – ответила Лидди.

Глава XLV Романтизм Троя

Прошлой ночью, когда Батшеба покинула дом, ее муж первым делом закрыл гроб, чтобы никто более не видел покойницы. Затем поднялся в свою спальню, рухнул, не раздеваясь, на кровать и, пребывая в состоянии крайней подавленности, стал ждать наступления утра.

В минувшие двадцать четыре часа судьба была к нему немилосердна. Он провел день отнюдь не так, как намеревался провести. Решив жить по-новому, мы всякий раз вынуждены преодолевать сопротивление, источник коего как будто бы таится не столько в нас самих, сколько в обстоятельствах: нам кажется, словно все кругом нарочно препятствует осуществлению наших благих замыслов.

Получив от Батшебы двадцать фунтов, Трой прибавил к ним все, что было у него самого, а именно семь с половиной фунтов, и с двадцатью семью фунтами и десятью шиллингами отправился на встречу с Фэнни Робин. Оставил лошадь с коляской на постоялом дворе, вернулся на окраину города и без пяти минут десять уселся на парапет моста.

Часы пробили, а Фэнни все не появлялась. В то самое время две женщины из работного дома обряжали ее в погребальный наряд: в первый и последний раз этому кроткому созданию прислуживали при одевании. Стрелка часов показала четверть, а затем и половину одиннадцатого. На Троя нахлынули воспоминания: Фэнни уже не впервые опаздывала на важное свидание. В порыве раздражения он дал себе слово, что больше она не заставит его ждать. Успев изучить каждую звездочку лишайника на камнях моста и до дурноты наслушаться журчания реки, Трой, как только пробило одиннадцать, спрыгнул с парапета, забрал на постоялом дворе лошадь с коляскою и поехал на бадмутские бега в настроении горестного равнодушия как к прошлому, так и к будущему.

В два часа он прибыл на место скачек и до девяти оставался там или поблизости. Образ Фэнни, увиденной им в мрачных сумерках субботнего вечера, не оставлял его. Упреки Батшебы только усилили воспоминания. Трой поклялся не делать ставок и сдержал клятву, а посему сумма, которою он располагал, уменьшилась лишь на несколько шиллингов.

В девять часов он покинул Батмут и медленно поехал домой. Дорогой ему впервые пришло в голову, что Фэнни, вероятно, не явилась на мост в назначенное время из-за болезни. На сей раз она не могла ничего перепутать. Теперь Трой жалел о своем поспешном отъезде из Кестербриджа: следовало остаться и навести справки. По приезде на ферму он тихо распряг лошадь и вошел в дом, где его ожидало страшное потрясение.

Когда очертания предметов сделались различимы в предрассветной мгле, Трой встал, поднялся с застеленной покрывалом кровати, спустился по лестнице и вышел через заднюю дверь. Где была в то время Батшеба, его ни капли не беспокоило; он вовсе забыл о существовании жены. Придя на кладбище, он отыскал пустую могилу – ту, которую еще накануне вырыли для Фэнни. Трой запомнил это место и поспешил в Кестербридж. В городе он свернул в боковую улочку и въехал в ворота с надписью: «Лестер. Работы по камню и мрамору». Весь двор мастерской был уставлен надгробиями разнообразных размеров и форм. Надписи сулили вечную память неизвестным, которые еще не умерли. В последние часы Трой и видом, и словом, и делом так мало походил на себя прежнего, что это не укрылось даже от него самого. В приобретении могильной плиты он выказал полное отсутствие деловой хватки, поелику был не в силах выгадывать, рассчитывать и торговаться. Отставной сержант попросту добился исполнения своего желания так, как это сделало бы капризное дитя.

– Мне нужно надгробие, – сказал он человеку, которого застал в небольшой конторе. – Лучшее, какое я могу получить за двадцать семь фунтов.

– Желаете, чтобы в эту цену входило все?