Вдали от безумной толпы

– Да. И воспитание он получил распрекрасное. Его послали в Кестербридж, и он там много лет в гимназии учился. Все языки знает. Говорят, до того преуспел, что даже по-китайски пишет пребыстро. Но это я с чужих слов говорю. Так ли, иначе ли, растратил он свой дар понапрасну. Пошел в солдаты. Однако ж и там поднялся до сержанта безо всякого труда. Ах, до чего прекрасно – родиться благородным! Графская кровь всегда себя проявит, даже когда человек в низах служит. Выходит, мисс, он домой вернулся?

– Полагаю, что так. Доброй ночи, Лидди.

Могла ли счастливая носительница юбок долго хранить обиду против мужчины? Юные дамы, подобные Батшебе, порою мирятся с непривычной прямотой сильного пола, если жаждут похвалы (что бывает часто), хотят, чтобы их укротили (что встречается реже) или не любят пустой светской болтовни (что уж вовсе редкость). Батшебой сейчас владело первое желание не без примеси второго. К тому же, будь то воля случая или бесовские проказы, видный молодой драгун, знававший, вероятно, лучшие дни, сделался интересен фермерше, и она уж теперь не могла с уверенностью сказать, в самом ли деле он ее оскорбил.

– Как это странно! – воскликнула Батшеба, оставшись одна в своей спальне. – И как это дурно, что я была неучтива с человеком, от которого не видела ничего, кроме доброты и любезности!

Нет, теперь откровенные похвалы, услышанные от сержанта Троя, отнюдь не казались ей обидными. Болдвуд допустил непростительную ошибку: он ни разу не говорил ей, что она красива.

Глава XXV Портрет нового знакомца Батшебы

Природа и судьба, заключив между собою союз, сделали сержанта Троя человеком необычным. Воспоминания он считал помехой, а мысли о будущем – ненужным излишеством. Он чувствовал только то, что есть сейчас, только об этом думал и тревожился, а посему только настоящее могло его ранить. Время состояло для него из мимолетных мгновений, он был чужд представления о череде дней, которые приходят и уходят, заставляя нас жалеть о прошлом и с осторожностью глядеть в будущее. Прошлое было для него вчера, а будущее завтра – только и всего.

В силу этой своей особенности Трой мог, пожалуй, называться счастливейшим из людей, ибо не так уж не прав будет тот, кто скажет, что памятливость хуже недуга, а ожидание грядущего не терзает нас лишь тогда, когда принимает форму абсолютной веры – явления почти невозможного, – меж тем как прочие формы: надежда, терпение, нетерпение, решимость, любопытство – есть постоянное колебание между отрадой и болью.

Сержант Трой не ведал разочарований, ибо никогда ничего не ждал. Выгоду, извлеченную им из отказа от прошлого и будущего, уравновешивала утрата тех возвышенных чувств и впечатлений, которые он приобрел бы, если бы не означенный отказ. Однако потеря не воспринимается человеком как таковая, ежели ограничивает его лишь в моральном или эстетическом, но не в материальном отношении. Тот, кто страдает бедностью духа, не замечает ее, а тот, кто замечает, вскоре излечивается. В том, чего он никогда не имел, Трой не мог ощущать недостатка. В то же время он ясно осознавал, что наслаждается тем, чего лишены люди более рассудительные и серьезные, а посему мнил себя богаче их, хотя на деле был беднее.

Если с мужчинами он был в меру честен, то женщинам лгал, как критянин[36], – именно это выгодно тому, кто желает, попав в приятное общество, тотчас сделаться популярным. То же, что симпатии, завоеванные такою моральною стратегией, недолговечны, может волновать лишь человека, привыкшего думать о завтрашнем дне.

Трой никогда не пересекал черты, отделяющей элегантные пороки от безобразных: едва ли кто-либо аплодировал его нравственности, однако упреки, ему адресованные, часто высказывались с улыбкой. Посему в беседе он порою живописал похождения своих знакомцев, причем отнюдь не для поучения слушателя, а для того, чтобы, присвоив себе чужие амурные подвиги, упрочить собственную репутацию жуира.

Рассудок и склонности сержанта Троя редко друг на друга влияли, ибо давно уже разошлись по обоюдному согласию, и даже самые благородные из его намерений были только светлым пятном на фоне черных дел. Дурные поступки он совершал под действием порыва, а добрые – по трезвом размышлении. Трой был деятелен, однако его энергию уместнее сравнить с энергией растения, нежели локомотива. Не обременяя себя поиском оснований и целей, он тратил силы на тот предмет, который встречался на его пути по воле случая. Порой он блистал умением говорить, ибо речь спонтанна, зато в делах уступал даже посредственным людям, поскольку не был способен должным образом направлять свои усилия. Обладая быстрым умом и отнюдь не самой слабой волей, Трой не умел сочетать одного с другим: ум, не направляемый волею, занимал себя пустяками, а воля к действию праздно блуждала, не принимая во внимание ум.