Вдоль по памяти. Шрамы на памяти. Люди и звери моего детства. Бирюзовое небо детства (СИ)

Они стали дружно вырубать мой зеленый мир, ограниченный ветхим забором от улицы и таким же забором из кольев со стороны Желюков. Справа участок упирался заднюю стену длинного, но узкого дома тетки Марии. Со стороны огородов стояла приземистая, под низко нависающей, почерневшей от времени, соломенной крышей, хата деда Пилипа.

За один единственный день была повалена целая роща кленовой поросли, где я мог перебираться с дерева на дерево, не спускаясь на землю.

Летом из кленовых веток я вырезал звонкие свистки, рогатки, ручки для самопалов, ножей и великолепные цурки. Заодно были свалены несколько ив, полоскавших свои длинные гибкие ветви в ручье и три сливовых дерева, на которых зрели необычайно сладкие и ароматные небольшие круглые сливы, которые мы называли пруньками.

Но, главное, был затоптан, а потом завален ручей, который брал свое начало во дворе Жилюков и нес свою прозрачную воду через дворы деда Пилипа, тетки Марии, затем под густыми раскидистыми вербами во дворах Петра Твердохлеба и его зятя Алексея.

Перед подворьем Михася Единачка ручей вливался в более мощный поток, выбегающий из извора, рядом с которым в прошлом году мы утопили в болоте какую-то особую, но уже ржавую швейную машину "Зингер", утащенную за сараем у Савчука. Швейная машина была довольно тяжелой, в топь она погрузилась очень быстро.

Потом стали возить камень. В нашем лексиконе появились новые слова: котелец, Парково, чистая кладка. Штефан стал строить новый просторный и светлый дом. Но мне он был неинтересен.

Я тосковал по тихому патриархальному мирку с немазанной дворовой печкой у хаты быстро слепнущего деда Пилипа. По его станкам для выделки пеньковых веревок и всепроникающим упоительным запахом конопли, разбиваемой дедом Пилипом на ветхой, скрипящей терлице.

Мне не хватало густых зарослей сиреневых кустов и десятилетиями разрастающихся кущей оранжевых лилий, которые мы называли "кугутиками" (петушками) за косящимся домом тетки Марии. А с улицы вырубленный под стройку участок казался голым до неприличия.

В конце пятидесятых в магазинах готового платья стало возможным купить удобную недорогую одежду. Портняжный цех в каждом селе рос не по дням, а по часам. Заказы у Штефана неумолимо сокращались, как шагреневая кожа. А новостройка глотала все больше и больше средств. Нужны были деньги. Однажды, придя в кино, я увидел Штефана в совершенно новом и непривычном для него и меня качестве. Штефана назначили завклубом.

Пошли репетиции, выезды в Тырново на фестивали и смотры художественной самодеятельности. В лексиконе Штефана появились новые слова: отдел культуры, Смокин, Пинчук, репертуар, конферансье. А поздней осенью в сельском клубе с оглушительным успехом прошла премьера пьесы "Сватання на Гончарiвцi".

Это была пьеса про придурковатого сынка богатеев - Стецька, роль которого мастерски сыграл наш сосед Олекса Брузницкий. С успехом играл в этой пьесе и Штефан. Сельский клуб был переполнен. Я, одинадцатилетний, выворачивая шею, смотрел эту пъесу через раскрытое окно вместе с Мишкой Бенгой и Броником Единаком, с трудом удерживаясь на шатком строительном козлике. Из зала, от дыхания множества людей, наши лица обволакивало тугими волнами теплого пара, густо замешанного на табачном дыме.

Сквозь клубы табачного дыма сцена покачивалась перед моими глазами. Потеряв ощущение реальности, я забыл, что передо мной сцена, а на ней мои соседи, близко знакомые люди. Как через окошко, прорубленное в другой мир я смотрел и от души смеялся над глупостью то вечно жующего паляницы, то колящего зубами орехи, придурка Стецька.

Я переживал за красивую и умную Ульяну, которую, уже ставший мне ненавистным, Стецько обещал после свадьбы лупить каждый день. Стараясь удержаться на качающемся под ногами козлике, мы страстно желали, чтобы черноусый и чернобровый Алексей, которого играл Степан, поскорее женился на красавице Ульяне.

При уточнении подробностей постановки пьесы с, помнящими события тех лет, старшими односельчанами, я узнал, что роль Стецька Олекса Брузницкий играл уже второй раз. Первую постановку пьесы "Сватання в Гончарiвцi" мои земляки увидели в самом начале пятидесятых.

Роль Ульяны тогда играла совсем молодая учительница младших классов, чернобровая высокая красавица Елена Павловна Гедрович-Сорочан. Тогда же она переработала пьесу под елизаветовские реалии. Ульяна на сцене клуба стала Одаркой, а Алексей - Тарасом. Роль Тараса тогда досталась Павлу Михайловичу Навроцкому. А Стецько как был, так и остался Стецьком.

Летом Штефан трудился в камнедобывающей бригаде на Куболте. Нам нравилось лазить по каменоломням, наблюдать за работой добытчиков ракушечника, слушать их озорные песни. А в обеденный перерыв в глубоких выработках бригада ловила рыбу. Ее заносило из прудов вышележащих по течению сел, разливающейся в летние ливни Куболтой.