Итак, я стала сдерживать перед ним слезы, но всякий раз, когда какая-то из моих подружек или родственниц объявляла, что она беременна, у меня разрывалось сердце. Все мои сны были наполнены детьми: как будто я их теряю и потом бесконечно пытаюсь найти, – и порой я даже просыпалась, еще ощущая в руках вес малютки.
Я стала бояться спать и быстро теряла в весе. Вновь отправилась к врачу, и он выписал мне таблетки для улучшения самочувствия. Глену я об этом не сказала. Мне не хотелось, чтобы ему было за меня стыдно.
И вот я начала потихоньку собирать свою коллекцию, незаметно вырезая на работе детские фотографии и засовывая к себе в сумочку. Затем, когда их оказалось уже слишком много, я стала вклеивать их в альбомы. Дожидалась, пока останусь в доме одна, и тогда извлекала их на свет божий, усаживалась на полу и гладила каждую, называя малышей по именам. Так я могла проводить целые часы, воображая, будто это мои дети.
Полицейские сказали, что нечто подобное Глен делал на своем компьютере.
В тот день, когда он наорал на меня из-за альбомов с вырезками, он еще заявил, будто бы это я подтолкнула его к тому, чтобы искать в Интернете порнографию. Нехорошо, конечно, было так говорить, но Глен тогда так разозлился, что у него это вырвалось само.
Он сказал, что из-за своей одержимости детьми я отгородилась от него и что ему пришлось искать успокоения в чем-то ином.
Когда же он понял, что зашел слишком далеко и когда увидел мое лицо, торопливо добавил:
– Это всего лишь порнография. Все же мужики любят немножко поглядеть порнуху. А, Джинни? От этого же никому не будет вреда. Просто капельку развлечься.
Я даже не знала, что ему и сказать. Я как-то не знала, что все мужики любят порнографию. Речь об этом никогда в нашем салоне не велась.
Когда я расплакалась, Глен заявил, что он в этом не виноват. Что в это порно-онлайн его втянул сам Интернет – и что такого вообще не следовало бы допускать в глобальной Сети. Что это ловушка для ни в чем не повинных мужчин. Очень скоро он к этому делу пристрастился и уже ничего не мог с собой поделать. «Это самая настоящая медицинская зависимость, Джинни, – аддикция называется», – уверял он. Однако порнографию с детьми Глен никогда не смотрел. Якобы те ужасные снимки просто каким-то образом попали в его компьютер – «внедрились вроде вируса».
Я больше не хотела об этом даже думать, не в силах спокойно разложить все в голове по полочкам. Как вообще связаны мой Глен и тот мужчина, о котором говорили полицейские?
Мне искренне хотелось верить мужу. Я любила Глена – он был моим миром, моей жизнью. Я принадлежала ему, говорил он. Точнее, мы оба принадлежали друг другу.
И вот во мне стала разрастаться мысль о том, что во всем виновата я сама: что именно я подтолкнула его к тому, чтобы смотреть те жуткие снимки, – и это мигом вытеснило из головы разные вопросы насчет Глена. Конечно, я и понятия не имела об этой его «аддикции», пока в Светлое воскресенье к нам на порог снова не заявились полицейские. Тогда уже поздно было что-либо обсуждать или делать.
Я должна была просто хранить его секреты, равно как и свои.
Глава 20
В ресторане отеля на завтрак подавали круассаны и фруктовый салат. Широкие льняные салфетки и кофейник с настоящим, заварным кофе.
Кейт, естественно, ни за что не допустит, чтобы я завтракала в одиночку.
– Составлю вам компанию, – говорит она, подсаживаясь ко мне за столик.
Потом поднимается, берет с чайно-кофейного подноса под телевизором чашку и наливает себе кофе.
Нынче она сама деловитость.
– Сегодня непременно надо уладить вопрос с контрактом, Джин, – объявляет она. – Наша газета предпочла бы разрешить все формальности, чтобы мы могли спокойно напечатать интервью. Уже пятница, а пустить его намерены завтра. Я уже распечатала экземпляры контракта для подписания. Там все ясно и понятно: вы соглашаетесь за оговоренную плату дать нам эксклюзивное интервью.
Как-то мне не удается вспомнить, когда это я на такое соглашалась. Возможно, что и не соглашалась вовсе.
– Но… – начинаю я, однако Кейт тут же вручает мне несколько отпечатанных листов бумаги, и я принимаюсь их читать, поскольку просто не представляю, что мне еще делать. Там идет «часть первая», «часть вторая», куча разных пунктов. – Совершенно не понимаю, что тут понаписано.
У нас со всеми бумагами всегда разбирался Глен, он же их все и подписывал.
Кейт заметно нервничает, пытается разъяснять мне какие-то юридические термины.
– На самом деле, все это очень просто, – говорит она.
Представляю, как ей хочется, чтобы я это подписала! Будет ей, верно, от начальства хороший нагоняй, но я все равно кладу контракт на стол и мотаю головой.
Кейт испускает шумный вздох.
– Хотите, чтобы сперва их изучил какой-нибудь адвокат? – спрашивает.
Я киваю.
– А у вас есть знакомый адвокат?
Снова киваю и звоню Тому Пэйну. Он был адвокатом Глена. Времени прошло уже немало – надо думать, года два, – но у меня в мобильнике до сих пор есть его номер.