Вдова Хана

— Как глупо ты проиграл свой палец, Хан. Так бездарно проиграл свою жизнь, просрал свою женщину, своих детей. Даже она оказалась не столь глупа, как ты.

Она оказалась самоотверженной его маленькой птичкой и спасала ему жизнь. Он понял это позже, когда увидел людей с оружием в верхних ложах. Стоило ему убить Албасту — его бы застрелили на месте.

— Интересно… а ведь все могло сложиться иначе. Ты представляешь себе, как выглядит твой сын?

По мере того, как она говорила, он изо всех сил держался. Не сорваться. Не время.

— Разве уже все проиграно? Разве ты не приготовила для меня еще тысячи боев?

Повернулась к нему, продефилировала через комнату.

— Конечно, приготовила. Уже завтра тебя ждет новое сражение. К нам привезут воинов из другой страны. Сильных, ужасных, безжалостных. И вы либо убьете их, либо умрете сами. Знаешь… меня часто спрашивают, какой толк в вашей смерти? Ведь ваши победы приносят мне много денег…

Теперь она приблизилась к нему вплотную, облизала свои красные губы и неуловимо ему кого-то напомнила.

— Но ваша смерть приносит намного больше. Я ведь делаю ставки и на нее… А еще она приносит мне удовольствие.

Наклонился к ней резко, прямо к ее лицу.

— Ты кончаешь, когда ее видишь, правда?

От неожиданности отшатнулась назад.

— Не твое собачье дело, мразь!

— Угадааал. Дааа. Жуткая Албаста натирает свой передок влажными костлявыми пальцами, когда кто-то хрипит в агонии.

— Заткнись! — ударила наотмашь по лицу. Отчего-то ее взбесили его слова. Лицо Красногубой побледнело и вытянулось.

Повернулась к двери. А он крикнул вслед.

— Врача позови… не то я вряд ли смогу драться. И приведи своего кузнеца, мне давит левый браслет. Или в этот раз ты поставила на мою смерть?

Бросила на него злобный взгляд и вышла из комнаты. Вначале к нему пришел Урсул, в сопровождении охраны. Снял сжавшийся браслет, на месте растянул и надел обратно на запястье Хана, успев сунуть за железо тряпку с золотыми пластинами и шепнуть на ухо.

— Пять вышло.

— Отлично. Спасибо… Надо подпилить сетку на ринге. Придумай как.

— Ясно.

Пять… с жадным ублюдком эскулапом они договорились на шесть.

Еще через час к нему вошел низенький мужчина с саквояжем, в небольших очках и синем медицинском халате. Албаста нарочно заставила его мучиться от боли. Так она считала. На самом деле ее представление о боли и таковое у Хана слишком разнились. Нет ничего живее этой въедливой и живучей твари. Только она дает ощутить вкус жизни в полной мере.

— Ничего, кроме как прижечь, посоветовать не могу.

— Значит прижигай.

— Анестезии нет.

— К дьяволу ее.

Смотрят друг на друга.

— Я нанесу мазь и забинтую руку своим бинтом. Понял?

Кивнул и показал взглядом на браслет.

Врач обернулся к охране. Стоят, словно два изваяния у дверей. На них не смотрят.

— Здесь всего пять. Мы говорили о шести.

— Все, что есть… потом озолочу.

— Плевать на потом!

Схватил врача за рукав.

— Видел ее? Отвечай? Видел?

Снова воровато обернулся.

— Живая. Здоровая.

И все. И больше ничто не имеет значение. Только то, что она жива и здорова. Остальное можно пережить.

— А теперь жги!

И заорал, когда раскаленное железо прижали к ране. Потом его тащили обратно в камеру. Бросили, как мешок, на каменный пол.

Заботливые руки заключенных подняли его и усадили к стене. Кто-то поднес кружку с холодной водой к потрескавшимся губам.

— Вернулся. Я же говорил, что этот сукин сын вернется.

— Ну ты, бл*, и живучий.

— Ну что?

— План под повязкой, — тяжело дыша, делая большие глотки воды, — кузнец с нами. Завтра бой…

Ранее. Батыр

— Девушка ждет вас уже пять часов.

— Подождет и десять! Мне не до нее!

— Ее брат нервничает.

— И каким боком меня это должно волновать? Ее брат — важный человек?

— Нет, мой господин.

Дарив поклонился и вышел из оранжереи, а Батыр откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Опять этот чертов гаденыш? Его проклятый единственный сын! Тварь, за рождение которой, стыдно каждый день. Он бы лично приказал вспороть ему брюхо, но…не мог. Каким бы подлецом не был Алтан, он все равно родная кровь Батыра Дугур-Намаева и единственный наследник. Если бы внук не исчез… можно было бы изгнать гада.

Подумал о маленьком Лане, которого уже несколько лет не могли найти, и сдавил шариковую ручку сильными пальцами так, что она сломалась. Сученыша нигде нет. Как сквозь землю провалился. Алтана допрашивал не один раз, даже плетью отходил, но тот молчал. Уже несколько дней сидел в подвале на хлебе и воде, но так и не сознался. Уверял, что не трогал племянника… Племянника! Делает вид, что ничего не было! Притворяется, что не виноват!

— Ты убил мальчишку? Ты, мразь? Убил, чтоб на место твое не претендовал?

Схватив сына за волосы и впиваясь злым взглядом ему в глаза.

— Не трогал…отец, клянусь. Зачем мне племянник?

— Не племянник! И мы оба знаем, что он тебе не племянник! Оба знаем, что ты сотворил стручком своим проклятым!

— Не пойму…не знаю…

Ударил по лицу, чтоб не смотреть в трусливо моргающие глаза.

— Не будь ты моим единственным сыном, я бы оторвал твою тупую, извращенскую башку! Говори, ты устранил моего внука, испугался?