Наконец поезд тронулся, и только тут Катерина обнаружила, что делегация врачей, с которыми она должна была ехать в Берлин, оказалась в другом вагоне, вообще неизвестно в каком. Она оглядела своих попутчиков: женщину с дочерью - они везли такое множество баулов и узлов, что часть из них вынуждены были держать на коленях; мужчину в плаще и с одним портфелем - этот вцепился мертвой хваткой в свой портфель, будто кто-то пытался у него отнять неведомую ценность. Правда, по мере того как поезд удалялся от Москвы, мужчина становился все более спокойным и даже начал с интересом поглядывать на Катерину.
Вдруг дверь купе распахнулась, и знакомый веселый голос произнес:
- Катерина Остаповна, а я за вами. Семеро безнадежно тоскующих мужчин в другом вагоне ждут прекрасную даму-переводчицу!
- Профессор Шульц! - облегченно вздохнула она; перспектива ехать всю дорогу с посторонними людьми уже начала её томить.
- Мы договорились с проводником - у нас в вагоне есть свободное место... Где здесь ваши вещи? - он легко подхватил чемодан Катерины, пропустил её вперед и, идя следом, продолжал говорить: - С этими рассыльными просто беда, вечно что-нибудь напутают. Решил, видите ли сейчас ведь каждый сам себе командир! - что раз вы из другого ведомства, то и ехать можете отдельно.
- Еле нашел, ей-богу! - жаловался он, открывая перед нею двери. Хорошо, Фирсов запомнил номер вашего купе, а то все двери пришлось бы открывать!
Он распахнул дверь своего купе и пододвинул замешкавшуюся Катерину.
- Извольте любить и жаловать! Наша переводчица - Катерина Остаповна. Говорил я тебе, Фирсов, учи языки: теперь из-за тебя человеку приходится в такую даль ехать!
- Глядя на такое чудо, - промурлыкал Фирсов, целуя молодой женщине руку, - я и вовсе от языков отвернусь! Если бы не я да ещё пара моих товарищей, созерцали бы вы сейчас такую красавицу?!
За пять лет супружества Катерина ехала куда-то без мужа в первый раз. И никогда прежде ей не приходилось бывать одной в такой вот мужской компании. Хирургов было семеро, и они сгрудились вокруг маленького столика, куда уже успели выставить бутылку какой-то жидкости тепло-коричневого цвета безо всяких наклеек. Просто хрустальная бутылка из чьих-то дореволюционных запасов. В качестве закуски на газете лежали лишь кусочки, правда, умело и тонко нарезанные, простого деревенского сала.
- И вот этим вы собрались угощать такую женщину? - хмыкнул один из мужчин и представился: - Профессор Алексей Алексеевич Подорожанский.
- Ничего страшного, - улыбнулась ему Катерина, - сейчас мы все исправим, если вы разрешите мне покомандовать. Просто как женщине!
- Согласны! - закивали мужчины.
Они выжидательно смотрели на нее: ведь от того, как она себя с ними поведет, многое зависело. Какую границу она для них очертит? Будет ровна со всеми или станет выделять кого-то? Начнет кокетничать и глупо хихикать, вызывая в них ревность и раздражение, или создаст тепло и уют, поровну разделяя между ними внимание?
- Для начала предлагая делать все со вкусом - мы ведь никуда не торопимся?
- Не торопимся! - хором сказали они, оживляясь: их товарищ прекрасного пола не была ни кокеткой, ни синим чулком и, похоже, имела достаточное чувство юмора.
- Для начала переоденемся в домашнее. Мужчины - в соседнем купе, я здесь. Обязательно все моют руки - я проверю!
Хирурги довольно засмеялись. Четверо врачей сразу вышли из купе, а оставшиеся трое защелкали замками своих чемоданов и тоже шмыгнули за дверь. Катерина слышала, как они весело гомонили за стенкой.
Когда минут через десять они осторожно постучали, Катерина уже ждала их, переодетая в облегающее шерстяное платье с небольшим кружевным воротничком. Платье удивительно шло к её белому лицу, черным, как спелая вишня, глазам, и в то же время действительно было по-домашнему уютным. На столике, покрытом белоснежной вышитой салфеткой, красовалась закуска - все, что Катерина взяла с собой в дорогу: курица, её любимые маслины, квашенные в бочке огурцы, колбаса, картошка и даже вяленый лещ - подарок отца; Катерина впервые подумала о Первенцеве как об отце - если бы он слышал сейчас её мысли, почувствовал бы себя счастливым.
- Вот только, извините, рюмок у меня нет, - пожаловалась она ошеломленным мужчинам.
Те сразу нашли рюмки, оживились, стали размещаться вокруг стола, по очереди представляясь ей и целуя руку:
- Торопов Иван Николаевич, профессор.
- Шульц Вильгельм Зигфридович, профессор - вы это и сами знаете, улыбнулся тот, - но я специально стал в очередь, чтобы вместе с другими приложиться к царственной ручке!
- Так уж и царственной! - прыснула Катерина.
- Не скажите, для нас вы - царица! - запротестовал гривастый, заросший бородой и усами мужчина, и представился: - Верещагин Дмитрий Семенович, студент.
- Студент? - изумилась женщина. - А я думала, вы все - профессора.
Студенту было никак не меньше сорока.