«Когда Bad Religion покинули лейбл, я серьезно подумывал об уходе, – говорит Джефф Абарта. – В первую очередь они были причиной, по которой я там работал. На лейбле были и другие группы, которые я любил или которые научился любить, но, когда Bad Religion ушли, я был убит горем. В конечном счете я остался лишь потому, что верил в Бретта… Я просто знал, что нахожусь в особенном месте, в окружении особых людей, и в глубине души не хотел отказываться от этого. Но я с ужасом вспоминаю тот день, когда Bad Religion ушли на Atlantic».
«Я чувствовал, что правильнее всего будет держать мое несогласие при себе и исключить любую возможность моего влияния на решение группы, – вспоминает он. – Я решил сказать, что это интересная идея и я ее поддерживаю. Я хотел, чтобы группа запротестовала: “Не сходи с ума, Бретт, мы никогда не покинем Epitaph!” К сожалению, они не могли читать мысли. Но, признаюсь, я втайне надеялся, что они останутся с Epitaph. Правда заключается в том – не хочу показаться здесь самодовольным или осуждающим, – что я при любом раскладе был в выигрыше. Но было бы лучше, если бы они остались с Epitaph, и для группы, как мне кажется, это было бы полезнее».
«То, что мы сделали, не преступление, – говорит Грег Граффин. – Это была возможность. Но некоторым людям кажется, что мы стали предателями, которые продались крупному лейблу. Однако с первого дня существования Bad Religion всегда искали кого-нибудь, кто бы нас спонсировал. Если бы у нас была возможность подписать контракт с крупным лейблом на первый альбом, мы бы ею воспользовались. Но никто не заинтересовался… Когда я узнал, что к нам проявляют интерес крупные лейблы, я был чертовски взволнован. Было интересно ходить на встречи, смотреть на условия и предложения. Это казалось правильным и своевременным решением. Оглядываясь назад, я думаю, что история предлагает лучшее объяснение: это был момент, когда Bad Religion перестала быть провинциальной группой и распространила влияние сначала на всю Америку, а затем на весь мир. Благодаря дистрибуции, которую мы получили от них [Atlantic], мы могли играть по всему миру».
Грег Граффин называет это «демократизацией панк-рока». Вспоминая о решении подписать контракт с крупным лейблом, он подтверждает, что Бретт Гуревич не выступал за то, чтобы Bad Religion оставались с Epitaph, и не делал встречных предложений по договору от Atlantic Records. Он также указывает, что гитарист, будучи участником группы, также был обязан подписать этот контракт. Но Граффин признает, что в своих поступках больше полагался на интуицию и предположения. В это время авторы песен Bad Religion могли не общаться днями. К 1994 году вокалист переехал из Лос-Анджелеса в Итаку, в северную часть штата Нью-Йорк, чтобы поступить в Корнелльский университет. Именно из этих захолустных мест он наблюдал за массовым наступлением панк-рока. Он вспоминает, что в 1990 году только один музыкальный магазин в городе торговал пластинками с андеграундной музыкой, хотя и весьма бойко. В музыкальном магазине при торговом центре было не сыскать ни одного панк-альбома. Со временем компакт-диски Bad Religion можно было найти даже в глубинке. Однажды Грег Граффин увидел клип своей группы, который крутили на огромном экране у задней стены магазина.
Речь идет о «Stranger Than Fiction» – заглавной песне с восьмого альбома группы и их первом альбоме, выпущенном по контракту с Atlantic Records. Выпущенный весной 1994 года сборник из пятнадцати песен стал первым альбомом Bad Religion со времен
Воспоминания о работе над альбомом, который впоследствии станет одним из самых значительных альбомов Bad Religion, разнятся. Грег Граффин вспоминает, что процесс был гармоничным и даже беззаботным. В его памяти сохранилась команда, которая играла в уличный хоккей возле Rumbo Recorders в Канога-парке. Он вспоминает, как Гуревич полностью вкладывался в написание песен, но, пожалуй, в меньшей степени – в сочинение музыкальных аранжировок. Он решил не навязываться, но заметил, что его товарищ по группе явно «чрезвычайно подавлен». Напротив, Грег Хетсон вспоминает, что между Бреттом и Грегом царило «большое напряжение».
«Пару раз дело запахло жареным», – говорит он.