Вечер потрясения

Выскочив из-за укрытия, вновь став лакомой добычей для наводчиков "Абрамсов", из клина перестроившихся в редкую цепь, Т-90К рванул вперед. Механик-водитель, казалось, управлял танком не рычагами, а силой мысли, слившись с боевой машиной. Стремительный маневр – и предназначенный танку снаряд проходит стороной, движение ногой на педали газа – и боевая машина делает прыжок вперед, снова сбивая прицел и становясь чуть ближе к избранной жертве.

На расстоянии чуть больше километра скорость шестьдесят-семьдесят верст в час превращала бой в стремительную карусель, когда почти невозможно было уследить сразу за всем, что творилось на поле боя. Описав широкую дугу, Т-90К Белявского сбоку подскочил к продолжавшему движение "Абрамсу". Полковник выбрал именно этот танк своей целью, и теперь, переключив систему управления огнем в режим "Дубль", сам был готов открыть огонь, наводя пушку на противника. Башня М1А2 тоже разворачивалась, обращая к русскому танку беспощадный "взгляд" орудийного ствола, бездонный провал, из которого сквозила ледяная тьма, но медленно, слишком медленно, чтобы иметь хоть какой-то шанс.

Перекрестье прицела легло на силуэт цели, и командир полка нажал кнопку спуска, посылая снаряд в борт "Абрамса". Сверкнул в сумраке трассер, отмечавший путь подкалиберного снаряда, и спустя полсекунды сердечник проломил броню, разрывая урановый панцирь и исчезая внутри цели.

– Готов, – закричал наводчик, видевший успех своего командира. – В яблочко, мать его!

Удар, сотрясший танк, заставил бойца подавиться своими словами. Выпущенный другим "Абрамсом" подкалиберный снаряд М829А2 поразил Т-90К в борт, чудом не разбив ходовую часть, и проникая за броню. Самого полковника мотнуло так, что он едва не лишился зубов, ударившись лицом о прицел. Перед глазами вспыхнули яркие пятна, в ушах звенело, и сквозь этот звон едва проникал голос наводчика.

– Мы подбиты, – кричал танкист, приблизив свое залитое кровью лицо вплотную к лицу Белявского. – Нас подбили!

– Танк на ходу? Назад, отходим назад, – прохрипел полковник, с трудом соображавший, что происходит вокруг. – Батальону приказ отступать!

Приказ командира проник сквозь завесу помех, действуя на танкистов, словно туго натянутые вожжи на разгоряченного скакуна, осаживая рвавшийся в бой батальон, сжавшийся уже, пожалуй, до размера роты.

– Отходим! Поставить дымовую завесу! Все назад!

К реву моторов добавились почти не слышимые в общей какофонии хлопки дымовых гранатометов "Туча", выхлопные трубы выдохнули облака аэрозоли из дизельного топлива, впрыснутого термодымовой аппаратурой и мгновенно образовавшего в воздухе пары конденсата. Командиры уцелевших танков, скрываясь от противника невесомой, неосязаемой, но исключительно надежной стеной, уводили свои машины. Некоторые двигались задним ходом, прикрывая товарищей и будучи готовыми в любой миг открыть огонь.

– Мы проиграли, – простонал Николай Белявский. – Это конец! Такие потери!

– Дивизия только вступила в бой, – возразил наводчик. – Мы только нанесли первый удар, а следом придут другие и добьют американских выродков!

Батальон отступал, но те, кто только что смог выстоять под его ударом, не желали отпускать противника просто так. Занятый американской пехотой холм полыхнул огнем – уцелевшие бронемашины "Брэдли" залпом выпустили несколько десятков ракет "Тоу", и тотчас к ним присоединились танки "Абрамс", вгонявшие снаряд за снарядом в подставленные борта Т-90, в то время как те слабеющим с каждой секундой огнем пытались сдержать натиск танковой роты.

– "Абрамс" прямо по курсу, – прорычал сквозь зубы Николай Белявский, захватывая в прицел угловатый силуэт вражеского танка, находившегося не более, чем в километре, слишком близко, чтобы его экипаж могла спасти даже броня из обедненного урана. – Подкалиберным! Огонь!

Орудие так и не подало голос, с рыком выбрасывая снаряд навстречу приближавшейся чужой машине. Вместо этого в шлемофоне раздался голос наводчика:

– Снаряды кончились! Мы пусты!

– А, черт! Дьявол!!! Водитель, задний ход! Отступаем!

Танк Белявского медленно попятился – механик-водитель опасался разрушить ходовую часть, наверняка поврежденную снарядом, а сам полковник не желал подставлять врагу слабо защищенную корму боевой машины – скрываясь в клубах дыма, а вслед ему с холма метнулось сразу несколько искорок-ракет.

Выпущенная в упор "Тоу-2" не встретила на пути серьезной преграды – там, где прежде был элемент комплекса динамической защиты, зиял черный провал, и именно в него угодила первая ракета. Кумулятивная струя ввинтилась в тонкую броню, и пламя заполонило отделение управления. Коротко вскрикнул механик-водитель, захлебнувшийся огнем, и тотчас с шипением вырвался из резервуаров огнетушащий состав автоматической противопожарной системы "Иней", ставя непреодолимую преграду на пути огня.

– Мы горим, – Белявский почувствовал ужас, когда пламя полыхнуло совсем близко, так, что лицо от его жаркого дыхания мгновенно покрылось волдырями. – Покинуть машину!