Вечеринка

Когда затянутое илом
со дна поднимется к душе,
мне снится прошлое, друг милый,
но в виде прошлого уже.

Переполняются лакуны,
в них проявляются луга,
посеребренные лагуны
и позлащенные стога.

Не ждать, не видеться, не знаться,
а все пути — в зеленый дол;
о парусах предестинаций
пусть позаботится Эол.

Из вакуоль, семян, соустий,
из непотребности потреб
растут обочины сочувствий,
переплетения судеб.

«На Красной улице пожар…»

* * *

На Красной улице пожар.
Горят гараж и мастерская,
вся жизнь беспечная ланская,
ее весенний пробный шар.
Горит саратовская глушь,
саратовских страданий место,
и эта вечная невеста,
которой что ни друг, то муж.

Прощай, красавица! В дыму
Венерин морок машкерада,
игры безличная шарада,
все то, что никому не надо
ниотчего нипочему.
В объятьях огненных сейчас
тебя оставят — пыл угас —
твои любовники лихие.
Теперь, не открывая глаз,
ты видишь, кто они такие.

Устав пред пламенной стеной
следить за невозвратной тенью,
с Галерной, знать, на Соляной
твое стремится привиденье
рисунком в старенький альбом
(улыбка, прядь волос, истома),
незримым соляным столбом
полуневинного Содома.

На Красной улице пожар…
Что вспоминать? Одна растрава.
Толпа зевак ночных, орава,
событий сбой.
Не пой, красавица, не пой,
другие голоса окрепли,
освобождаешься от чар,
вот и становишься собой —
алмазом в пепле.

«Тараканов полно. Хорошо еще, крыс не видать…»

* * *

Тараканов полно. Хорошо еще, крыс не видать.
Бытовуха в разгаре.
От реалий тошнит. Длится битва за каждую пядь.
Сыра нету, но масло и мыло-то мы отстояли.
Требуха, требуха, подетально разъятый мирок,
отчужден, и нелеп, и горазд на мечты даровые.
От усталости вдаль устремиться, бежать со всех ног;
тараканов не выгнать — проблемы решать мировые.
Конструировать Вечность из банок консервных в глуши,
из картонных коробок, цитат напрокат, антологий.
Тараканов не вывести — вирши с чужого плеча отпиши,
рефлексируй в своей костюмерной, бедолага убогий.
Примеряй на себя образ-маску и харю ничью
и прогуливайся в сумасшедшем прикиде и важно, и глупо.
И никто не заметит безумную хитрость твою
в бестоварном просторе от супа до супа.
И ползут, и шуршат, очевидно, хотят на бега.
То в стаканы стремятся, то тщатся убыть из стаканов.
В кабинете вития-ваятель тачает своих истуканов.
Кочегарит в подвале, строча по ночам на века,
сберегаемый дамбой, неведомый князь Тараканов.

Сестры