Вечеринка моей жизни

Ей всегда нравилось это кольцо. То, что она носила на левой руке, было крошечным. Джейсон, ее муж, предложил обменять его на камень побольше, на настоящий, теперь он мог себе это позволить. Но Изабелла упрямо отказывалась, ссылаясь на то, что крошечная дешевая вещица была свидетельством их юной истинной любви и что она не могла расстаться с ней ради чего-то большего сейчас, когда настали лучшие дни. Врунишка.

– Не трогай! – воскликнула Надя как раз в тот момент, когда Изабелла медленно потянулась к кольцу, чтобы бережно укачать эту «прелесть». Лицо Изабеллы так быстро повернулось в ее сторону, что Голлум гордился бы и позавидовал ее рефлексам.

– Я выкинула его в унитаз. Брэн… он… должно быть, достал его перед своим уходом… Я не знаю, чего он хотел добиться, когда решил вытащить его из унитаза, но я не знаю, продезинфицировал ли он его или обсыпал ядом. Так что не прикасайся к нему.

– Ядом? – Изабелла фыркнула. – Он не настолько умен или находчив.

– Но он ведь подложил под него бумажное полотенце, – заметила Стиви своим практичным, деловым голосом.

– Он действительно сделал это. Ты хорошо его выдрессировала, – заметила Изабелла.

Надя пожала плечами.

– Жаль, что моим единственным достижением стало то, что он научился класть бумажное полотенце на столешницу. Жаль, что он так и не научился не изменять и любить меня. Не научился всем тем вещам, которые в некотором роде важны, когда ты собираешься жениться.

Ее глаза наполнились слезами, и она опустила голову, чтобы ее сестра и лучшая подруга не заметили их и не пришли к тому же выводу, который продолжал звучать у нее в голове: жалкое существо.

– О боже, – воскликнула Стиви, подходя к ней с широко раскрытыми объятиями. – Иди сюда, mi amor.

Надя нуждалась в объятиях со вчерашнего вечера. Именно поэтому она побежала домой к своим родителям. Как они не могли понять, что ей просто нужны любящие объятия?

Она уютно устроилась в руках Стиви. Ее подруга, должно быть, только что вымыла свои длинные каштановые волосы, потому что они все еще были влажными и пахли лавандой и легким запахом дезинфицирующего средства. Может, это были химикаты для борьбы с вредителями, которые она продавала с апреля. Отец Стиви был родом из Кореи, а мама – латиноамериканкой, родившейся и выросшей в Юте. У нее были перуанские корни, но она не очень хорошо говорила по-испански. Стиви выросла, говоря, как по-корейски, так и по-английски, но подружившись в седьмом классе с Надей и Мэди, она пугающе быстро выучила испанский. Она умела пользоваться нежностями и ругательствами, самыми важными словами на любом языке.

Изабелла с тоской наблюдала за ними, но не присоединилась к медвежьим объятиям. Несмотря на все представления латиноамериканских семей о том, что они экспрессивные и любящие, ее семья иногда была ужасно холодной и эмоционально недоступной.

– Расскажи нам все, – велела Стиви, взяв ее за руку и подведя к дивану.

Но Надя покачала головой и сказала:

– Я знаю, что от меня воняет, как от козла. От нервов я сильно потею со вчерашнего вечера, и никакой дезодорант больше не помогает. Дай мне несколько минут, я вернусь и все тебе расскажу. Почему бы нам не заказать еды?

По привычке она обратилась к своей сестре с этой просьбой.

– Заказ уже в пути, – ответила Изабелла, и, хотя она скрестила руки на груди, ее голос оставался нежным. – Я не успела сама ничего приготовить, но сделала заказ перед тем, как сесть в машину. Он должен прибыть раньше, чем ты успеешь оглянуться.

Кормить людей, особенно свою семью, было сверхспособностью Изабеллы.

Семье Паласио нелегко было проявлять сентиментальность, но они показывали свою любовь другими способами.

Надя направилась в душ, слегка побаиваясь того, что может там найти. Вырванную страницу блокнота с нацарапанной запиской? Надпись губной помадой на ее зеркале со следами губ Брэндона? Дорожку из лепестков роз, ведущую к их кровати, и его, обнаженного под одеялом?

Он все это проделывал в прошлом, после ссор, во время которых она клялась никогда не принимать его обратно. Она всегда нарушала свою клятву.

Но на этот раз столешница в ванной была пустой. В шкафчике за зеркалом ничего не было. И кровать была тщательно застелена, как будто он хотел доказать, что на этот раз не будет ждать под одеялом. Она испытала некоторое облегчение, но, помимо всего прочего, разочарование в себе, потому что, несмотря на все произошедшее, она все еще надеялась.

Не было никакой надежды найти выход из этого разрыва. На этот раз пропасть между ними была реальной. Непоправимой. Непреодолимой.

По крайней мере квартира и все, что в ней находилось, принадлежало ей. Она все это купила сама.

Почему она не заметила признаков и не избавила себя от страданий? Нет. Она не была виновата, что он ей изменял. Но то, что она допустила, чтобы все дошло до этого, было ее виной. Брэндон был трусом. Он намекал на то, что не хочет жениться и заводить семью, а она его игнорировала. Она видела намеки и отмахнулась от них.

Даже соседка, с которой они изредка обменивались лишь парой слов, знала.