Вечерняя звезда

Дальше было хуже. Низкие каменные своды холодного тоннеля, крысы, стук капель, лужи под ногами, удушающий смрад. Ржавые решётки, стража, чадящие факелы. А ещё стоны. Жуткие, нечеловеческие стоны.

Одна дверь была открыта. В камере стоял Виктор, прижимая к носу отделанный кружевом платок. На полу валялось кровавое тряпье, в котором с трудом угадывался человек. Некто в чёрном вылил на него ведро воды. Боже… Мой завтрак судорожно рванул наружу. Я чуть не облевала короля.

Что можно сделать с человеком… Судя по звуку дыхания, он коротал последние минуты на этом свете.

– Оживи его, – приказал Виктор, пока меня выворачивало. Будто велел очистить яблоко. Или почитать вслух.

Ты будешь очень, очень много должен мне, волк.

Тип в чёрном вынул из голенища нож.

– Я сама. Но сначала прокалите его докрасна.

Он глянул на короля.

– Кардис, исполнять.

– Да, ваше величество.

Кровь потекла в страшный рот. Полминуты узник не двигался, а я сходила с ума. Потом он приоткрыл заплывшие глаза. Вздрогнул всем телом и заорал. Он выгибался дугой, бился головой об пол. И орал. Так, что мои руки непроизвольно потянулись к ушам.

– Держите его, – сказала я. – И положите что-нибудь под голову.

– А перину не постелить? – ухмыльнулся Кардис.

Виктор поднял на него равнодушный взгляд, тот низко склонился и убежал.

– Я могу идти?

Никогда ещё мне не было так паршиво. Этот мир бесконечен в своей мерзости!

– Иди, дорогая, отдохни. Уведите.

Он навестил меня ровно через сутки. Сел на подоконник зарешеченного окна, а я осталась на своем тюфяке.

– Королей приветствуют стоя, – процедил Виктор.

Я не пошевелилась. Ненавижу его, до дрожи.

Он не стал настаивать.

– Удивительно, но мешок с костями выжил, – сообщил король, рассматривая ногти. – Замучил воплями охрану, разогнал всех крыс, парочка заключённых повесилась от страха, загодя, на всякий случай. Вдруг ты спасёшь и их? – усмехнулся, довольный шуткой. – Но выжил. Что ты такое?

– Зависит от тебя.

– Мы – на «ты»? Любопытно.

– Будешь неправильно себя вести, я – твоя погибель, а если правильно, то начало твоей власти над миром.

А чем я могла заинтересовать самовлюблённого садиста?

– Начало власти?.. – повторил он. – Коли так сильна, почему не убежишь отсюда?

– Не пойму, ты дурак или прикидываешься?

Его ноздри гневно раздулись, губы сжались.

– Не забывайся, женщина.

– Я там, где мне нужно быть. И с чего ты взял, что я женщина? Я в облике женщины, всего лишь.

– А твои рассуждения о детях?

– Тактика. И запомни, я – первая, но одна из многих. И последняя, кто будет рожать от тебя детей. Мы захватим твой мир, так или иначе, подчиним, поставим на колени. Вопрос в том, какую ступеньку в нём займешь ты. Она не будет слишком высокой, не надейся. Но насколько она окажется ничтожной, решать тебе.

Он задумался. Не меланхолично молчал, просчитывая комбинации в шахматной партии: «Отдам пешку и пойду обедать», а глубоко задумался. Кажется, удалось зацепить его. Страшно попасть в жернова чуждой непонятной могущественной воли. Даже ему. В моей голове заиграл «Имперский марш» из «Звёздных войн». Lucasfilm мне в помощь.

– Я не верю тебе, – наконец выдал он. Однако его взгляд изменился. Он словно искал подтверждения моих слов. Или своих сомнений. – Не верю.

Да мне и не нужно. Просто подойди поближе.

Не знаю, откуда берутся силы, когда они по-настоящему нужны. Откуда берётся смелость и куда девается страх. Если бы не Вольфрам, я удушила бы гада цепью кандалов. И, клянусь, никакая стража меня бы не остановила.

И последний штрих…

– Мне неудобно спать без подушки, – я говорила тихо, с той долей презрения, которую может позволить себе важный, но воспитанный гость, недовольный приёмом. – Я предпочитаю пух. И ещё одеяло. Я мёрзну без одеяла.

Он подскочил с кошачьей грацией человека, посвящающего много времени физическим тренировкам.

– Я могу убить тебя прямо сейчас. Ты – первая? Где же вторые? Всё – блеф. Я жил без твоей чёртовой крови и дальше проживу.

Это вряд ли.

И я прижала распоротое запястье к его красивым, кривящимся от злости губам. Кровь лилась ему в рот, а он не мог выплюнуть ни капли, она впитывалась без остатка. И пошевелиться не мог.

Вы, сударь, не знали такого обо мне? А кто обещал, что будет легко?

Не без усилий меня оттащили от него и пощёчиной, которая гарантировала сотрясение мозга, отшвырнули к стене.

– Сейчас ты сдохнешь, тварь! – Кардис стянул на шее моё платье так, что я перестала дышать, и поднял одной рукой вместе со всеми кандалами и цепями. Он занёс над моей головой громадный кулак.

Прощай, моё чудовище…

– Нет! – прохрипели за спиной Кардиса. – Не трогай её.

Соприкосновения с камнями пола я не почувствовала.

* * *

Я лежала на том же тюфяке и в тех же кандалах. Но на подушке и под одеялом. Саднящая рваная рана от гвоздя, найденного вчера в соломе (лучше инструктируйте персонал!), поверх позавчерашнего пореза кинжалом была перевязана белой тряпочкой с пятном зеленоватой мази. Этой же мазью обработали следы от кандалов.

Вошёл дворецкий с бутылкой и с коробочкой, за ним – пожилой слуга с обычной миской еды и кувшином.