Вечная тайна лабиринта

Восемь. Движение

В современном фольклоре лабиринтов половина десятого утра 5 августа 1991 года — момент, который по значимости можно сравнить с рассветом дня высадки союзников в Нормандии или ночью 12 ноября 1917 года, когда в Новом Орлеане снесли «веселый квартал» Сторивиль и джаз двинулся вверх по Миссисипи. В то летнее утро Лорен Артресс, молодая канонисса Сан-Францисского епископального собора Божьей Благодати с ученой степенью в психотерапии, привела небольшую делегацию из своей церкви в Шартрский собор, и там они отодвинули стулья и выставили лабиринт на всеобщее обозрение. Полностью очистив его тропу, они отправились по ней и с удивлением обнаружили, что за ними двинулись и другие люди — туристы и, возможно, даже кое-кто из местных прихожан. Это был, рассказывала позже Лорен, «золотой» момент, как будто бы «кто-то бросил в воздух звездную пыль».

День, когда были отодвинуты стулья, стал драматическим поворотным моментом, переходом через Рубикон, прибиванием тезисов Мартина Лютера к двери церкви в Виттенберге. Для тех немногих, кто о нем знал, таинственный шартрский лабиринт имел слишком большое значение. То ли из-за галльского безразличия к тому, что там находится, то ли из консервативной боязни «чрезмерного поклонения», служители собора держали лабиринт скрытым под стульями и открывали только на несколько часов во время летнего солнцестояния. Потому что это был единственный день в году, когда к собору гарантированно тянулись полчища тех, кто в глазах святых отцов, очевидно, были идолопоклонниками, язычниками или заблудшими протестантами. Только взгляните через Ла-Манш — и увидите, как в этот день тянутся к Стоунхенджу толпы «друидов». И вот 5 августа 1991 года в Шартре появилась эта небольшая группа калифорнийских освободителей.

Эта история изложена в нескольких абзацах книги Артресс «Следуя священным путем» (1995), но по мере того, как ее снова и снова пересказывали, она обрастала все новыми и новыми подробностями. Число стульев всегда было известно — их в соборе 256, — так же как были всегда известны имена большинства членов сан-францисской делегации. Но, как и в Евангелии, подробностей оригинальной версии всегда бывает недостаточно. Например, в тексте книги нет упоминания полиции, которую, как говорят, вызвали тогда в собор, а также ничего не говорится о комичном элементе — боязни быть застигнутыми. Старший священник церкви Благодати Алан Джонс рассказывает теперь с некоторым смущением, что сам не принимал участия в раздвижении стульев, а робко дожидался своих орудующих в церкви товарищей на противоположной стороне улицы за столиком кафе «Змей» — названия, достойного средневековой аллегории. В книжной версии истории, впрочем, сказано, что в перемещении стульев не принимали участия два члена группы, которые в случае необходимости должны были выручить остальных.

Сегодня в нефе Сан-Францисского собора тоже есть лабиринт. Он находится сразу у больших западных дверей — почти как в Шартре, а еще один, каменный, расположен на улице, чтобы ходить по нему можно было в любое время дня или ночи. В самом же Шартре лабиринт теперь бывает открыт в течение целого дня каждую пятницу — и, по словам Франсуа Л его, отошедшего отдел каноника собора, это прямая заслуга Лорен Артресс. Впрочем, лабиринт в Сан-Франциско и доступность шартрского лабиринта — далеко не единственные и даже не самые большие достижения канониссы. Трудно переоценить ее заслуги в деле возрождения лабиринта в конце XX века. Она говорила (едва ли не в каждом своем выступлении начиная с того августовского утра), что ее задача — «усеять мир» лабиринтами. И за каких-то десять лет Северная Америка да и остальной мир действительно стали поразительным образом обрастать лабиринтами. Но, конечно, лабиринты не являются для Лорен целью сами по себе. В фразе, которой она пользуется почти так же часто, как и образом «усеивания мира», говорится, что лабиринт — наше «духовное орудие». Она называла лабиринт еще и «чудесным упрощающим принципом» и «дорогой к Богу». Не так давно она начала называть его еще и «чертежом». Орудие, принцип, чертеж — как бы прекрасен ни был лабиринт, он еще и полезен. Лорен Артресс никогда этого не говорила, но исторический лабиринт, даже шартрский, возможно, не представляет для нее такого уж большого интереса. Куда важнее ей кажется то, что можно с его помощью сделать. Она говорит: «С помощью лабиринта я могу научить чему угодно, — и добавляет: — Всему, что имеет для меня значение».